— Послушание паче поста и молитвы… Вертает тебе всевышний разум… Молишься, в послушании перед господом пребываешь… Нельзя от пищи отказываться, грех великий… Затворники только просфору, освященную перед жертвенником, вкушают с водою, а ты еще молод. Бойся гордости — грех великий. Не возгордись перед отцом небесным своим покаянием — возгордишься — вселится бес.
Лето пришло — никуда из покоев игуменских, братия по лесу с дачниками, с богомольцами — Николка молится — в душу влез Савве молитвою, сыном родным величать его стал игумен, советоваться начал в делах монастырских.
— Костя мой белобрысенький — смирный монашек, незлобивый и ума-то у него с крупицу макову, а тебе господь разум послал — дар божий и облик твой — смиренный, иноческий, боголепный. Преподобных Бориса и Глеба с тебя писать иконописцу какому…
И братия позабыла про Николку: на глаза не попадался и забыла.
А у Николки своя мысль: в миру не пришлось жить в довольствии, захотелось в покоях игуменских стать хозяином, сам еще не знал как, а только понравилось ему у Саввы. И к делам, распорядкам хозяйственным стал приглядываться. И молчок — про себя думал. Не осталось приятелей: Афонька в городе, Мишка — изгнан, а Васеньку затворил Авраамий в келии и чтоб бес не мучил блаженного — связывал руки на ночь веревкою и на полу, на досках подле себя клал, а днем его не спускал с глаз — на лавочку посидеть выйдет подле келии у ворот и его с собой, за ворота постоять — его с собой. Все время мерещилась Васеньке баба голая — Малашка пьяная. Увидит богомолок, либо дачницу красивую — к Авраамию:
— Вратарь!.. Не пускай беса в обитель нашу… Изгони господним именем… Вратарь… изгони!
— Кого, Васенька?.. Где ты увидел беса?.. Что ты?..
— Идет, отец Авраамий идет… погляди… вот она, вот она…
— Это к обедне идут… Молиться богу… Женщины…
— Бес во образе женщины, бес проскочил… Догони, вратарь… Изгони беса.
Думал, думал Николка — придумал…
Савва собирается к полунощнице, а он к нему…
— Что ты, Николай?.. Что ты?..
— Отец Савва!.. Сон меня посетил дивный… Всю ночь не отходил от меня старец в схиме, подавал мне кадильницу воскуренную, и не взял я ее — убоялся, что принять недостоин от праведника, — сияние окружало лицо старческое. Говорил мне — возьми, инок, тебе вручаю… Возьми… Да не погаснет фимиам благовонный перед господом., доколе не свершишь пути послушания. Всю ночь, отче Савва, снился мне схимник праведный…
— Десница господня указует тебе путь истинный!.. В сновидении тебе проявил милость… Рясофор прими… Рясофор тебе Симеон, пустынник наш, повелел принять… Вот что сон твой значит божественный…
— Недостоин я, отче Савва… Согрешил пред господом…
— Смирись, Николай, смирись… Гордость тебя обуяла… Сам господь тебе указывает, а ты руку его отстраняешь, — возгордился ты… И во сне должен был принять от старца кадильницу — знаменующую чин ангельский — рясофор иноческий…
Со смирением припал Николка к стопам игумена…
— Благослови, отче праведный, восприять чин монашеский…
— Пойди, помолись старцу нашему, основателю Бело-Бережной пустыни, на месте его упокоения… Прими от него кадильницу…
За обеднею призвал Савва в алтарь Виссариона, духовника братии.
— Исповедуй Николая послушника, рясофор благослови принять.
И распустил Николка по монастырю индюшиный хвост в перьях складочках — сотенную из скуфейки не пожалел вынуть — чтоб шумело побольше. Четки себе в сорок камушков отхватил граненые.
Идет — глаз не подымет — смирение.
Только Памвла один — не выдержал…
— Больно петушишься, Николай… то бишь — отец Гервасий!.. Молод еще…
Побежал бы сказать приятелям — да померли… Ипатий не выдержал в ризнице — бездыханного нашли как-то, а Евдокий-Авдотьюшка — водянкой в больнице кончился.
В келью не захотел Гервасий, упросил Савву остаться у него в покоях и послушника не взял себе кудреватого.
Зима подошла и до обители слух долетел — прислали книжечки, что жидовский кагал извести задумал царя батюшку, а что с жидами-де заодно господа интеллигенция и студенты работают — на жидовские деньги.
Была скука, — стало весело, нашлось над чем почесать языки братии.
То бывало в назидание под двуглавым орлом с Михаилом Архангелом либо с Георгием Победоносцем привозили газетки братии, а то ничего — ни товарные по лесу не гудят, ни почтовые, одни волки завывают вокруг пустыни да монахи к обедням отзванивают…