Невзначай будто и к Василию подошел, к стойке, и не по-прежнему искательно в глаза заглядывал, а по-новому — щурился чуточку, и огонек в глазах пробегал недобрый, — знаю мол вас, насквозь вижу, и не говорил уж захлебываясь, а с расстановочкой, только и осталась привычка иной раз прибавлять с, только теперь иной раз и многозначительно.
Подошел и начал:
— Давненько я к вам не захаживал, у вас теперь по-новому…
— Новые времена наступили, Иван Матвеевич, — так и мы по-новому, и хозяйка-то у нас теперь новая… А вы меня не признали, может?!.
— Слышал я ваши дела… слышал, — дела-с!.. А вас-то я помню, Василием звать, только не знаю по батюшке как, раньше Василий просто, а теперь положение можно сказать почти как хозяйское…
— Никанорыч по отчеству.
— У меня и раньше у вас тут делишки бывали, и уголок-то памятный, да-с… против стойки вашей.
И потом глазами повел на стойку и полушепотом:
— А я бы вам по-приятельски совет дал.
Помнил Василий Лосева и делишки его знал, так и мелькнула мысль про Дуньку, про Евдокию Семеновну Денисову, что-де, если она хозяина окрутила, то и ее, и не окрутить, а околпачить можно, и тоже на столик показал глазами и прибавил вежливо:
— Хотел я вас, Иван Матвеевич, по старой памяти угостить — да только решимости у меня не хватает, теперь вы, можно сказать, стали человеком известным у нас в городе, вот и не решаюсь я… а то бы и поговорили бы, старинку вспомнили, оно хоть и не сказать чтоб старинка была, а столько делов тут без вас было, что и на старинку смахивает.
Оставил Лосев прасолам свое пиво, а сам с Василием за тот же столик, где и с Калябиным, с Афонькою по вечерам сиживал.
За водочкой и разговор наладился, всегда так у деловых людей хорошие разговоры бывают за рюмочкой, откровенность нисходит за казенкою.
— Я вам что хочу сказать, Иван Матвеевич, с хозяйкою нашей неладное что-то, вспоминает она Марью Карповну и так-то страшно, что и не пойму никак, вроде как находит на нее что… про покойницу вспоминает, — я по секрету вам, — выходит будто, что не Касьян Парменыч свою хозяйку прикончил… такие слова говорит — страшно даже…
— Это дельце-с, да еще какое-с… Василий Никанорыч… Да-с-с-с… дельце-с… Улик никаких-с, а дельце-с… Умопомрачение так сказать-с…
Ачу и еще что… дело-то наше с такою хозяйкой в посрамлении, — изволите помнить, как народ-то кишел в заведении и не от свобод этих дела плохи, а хозяйской руки нет, догляду-с… с… с…
— Так вы ж, Василий Никанорыч, теперь управляете делами всеми, так от вас и в зависимости дела торговые…
— Так-то так, а только мне что, если б мое было и старание б было к делу, а то такое заведение… Украшение торговых мест, и впустую все, все впустую.
— Вам бы и быть хозяином…
Договорились-таки до точки, — покрутились еще словесами друг около друга, нащупали недосказанное потайное и напрямки пошли.
— Страшное это дело, Иван Матвеевич… Жениться на ней — сами видите, сами изволите понимать, а еще как?!. И не придумаешь… Посоветовали б…
— А вы юридически-с… юридически-с… все можно-с… обставьте по закону все, юридически-с… Ну, хоть бы, завалящий какой векселек, что ли, на Касьяна Парменыча, так сказать, представили… ведь должны же быть, и у вас обязательно такой должен быть, при таком деле всегда у служащих векселя бывают к хозяину… Нам завалящий бы какой, и с него начать можно, она-то, вы говорите, вроде как не в своем, вот ей и подать такой векселек… Она ведь, — по секрету и я вам скажу, — неграмотная, а тут и попугать можно, а потом юридически-с… взыщите на векселек… Да-с… Завалящий какой-нибудь…
И не Василий его нашел, а на другой день Лосев его принес, откуда добыл — неинтересно Василию, а как увидал, так сразу и попал в лапы Ивана Матвеевича.
Из трактира шел Лосев, а в голове крутилось:
— И про Денисову пикнуть можно, что-де правда ли по ночам бредит задушенной купчихой Галкиной?..
На другой день пришел к Василию, — про вексель прямо:
— Только что я вам скажу, Василий Никанорович, купил я его у одного человека, так что и вам уж придется…
— Да я, хотите, я напрямки, — не знаю я как юридически-то это, по-ученому, а я бы — пополам все, все дело пополам бы, по совести.
И начали они по совести пополам дельце делать, галкинские капиталы высасывать, Василий и заступником перед Дунькой прикинулся, если б не случай, пришлось бы с капиталами да чуть не по миру идти ей. В самом деле на нее нашло помрачение. Богомолка и выручила. Слушала, слушала под дверью, как Дунька по ночам бормочет, и не выдержала, посоветовала: