Дождь моросил, когда раз как-то к Рябину плелся по плавни, по окраинам пустынным, и только впереди один человек шел, повиливая в пальтишке легком с пуговицами блестящими. Показалось, что студент, шагу прибавил, поравнялся с ним и захотелось заговорить ему, расспросить студента.
— Погодка-то нынче какая, молодой человек, а? Занятная… А вы тоже изволите проживать тут?..
Не ответил ему, подумал, что по пьяному делу пристает, на водку двугривенный хочет выпросить.
— И вам нелегко живется, вижу ведь я, — не жили б тут-то, в дыре этой. А только и мне тоже… А что я спросить вас хотел… Не подумайте что… Я ведь по-честному… Навидался и я этого… А теперь вот ищу я таких людей, что за правду стоят, целый месяц хожу по трактирам, да по пивным. Честное слово, господин студент. Да вот и решил я, счастье мне видно, в темноте расспросить. Ни вы меня, ни я вас не знаю, и лица в темноте не распознать после, так и останется в темноте промеж нас… Скажите вы мне. Хочу я найти, понимаете, таких людей, что за правду стоят, послужить им хочу, потому видел я эту неправду, вот как нагляделся ее, и теперь как волхв хожу за правдою, за звездой Вифлеемскою… Уж очень я знать хочу, — может, и вы из тех, что стоят за правду? Сказали бы мне, указали б путь, где таких людей мне искать?..
— Вы правильный путь взяли, в трактире да в пивных скорей всего таких людей встретите и ищите там, а я хоть и студент, а людей таких не встречал.
И повернулся за первый угол господин студент, чтоб отвязаться от навязчивого проходимца, да к тому же и подумал про него, — либо пьяный какой, либо шпик дурачком прикинулся.
Пошел Афонька опять искать по трактирам да по пивным таких людей, что за правду стоят, — того искать, что подле Фенички был Гракиной.
Встретил в пивной на Спасской и подсел поближе.
Один шепнул товарищам:
— Господа, шпик пришел…
Оглянулся Петровский…
— Где?
— Рядом сидит, рыжий, — ну и морда… новенький.
Петровский сразу узнал Афоньку и улыбнулся, и не ему, а тому,
что его за шпика приняли, и сказал приятелям:
— Это не шпик, господа, — наверное знаю.
И Афонька ему улыбнулся, точно знакомому, обратился, чтоб разговор начать:
— Земляки, кажется?..
— Кажется, да…
А я, по правде, вот уже целый месяц по пивным вас поглядываю…
— Меня?.. Зачем я вам нужен, Калябин? — кажется так, Калябин? — Афанасий Тимофеевич Калябин. Не то, чтобы у меня дело к вам, а интерес особый по особому делу. Если не заняты очень, побеспокоил бы вас на минуточку за свой столик.
И постучал, чтобы подали пару светлого.
Опять улыбнулся Петровский, мелькнула мысль у него, что, может, сама разгадка дается в руки, сама судьба помогает разгадать секрет Фенин, недаром в вагоне тогда стала совсем другая: и пересел за Афонькин столик.
— Видите ли, господин студент, — имени, отчества вашего не имею честь знать…
— Никодим Александрович.
— Так видите ли, Никодим Александрович, по разным путям странствия жизнь меня водит, и не думал я никогда в такой махине обитель жития обрести, а вот взошла звезда в полунощи и повела к Вифлеему, как волхва библейского, — в Петербург, значит, прямо. И не так, чтобы без дела блуждал, не подумайте этого, а у каждого человека предначертан путь, и я себе предначертал его; прежде всего, надо вам сказать, ни в какую судьбу я не верю, а сам ее, по-книжному говоря, выковываю. Сам и звезду свою отыскал, там, — и неопределенно ткнул пальцем не то в потолок, не то по направлению к двери, — и иду сам за нею, она движется себе по своему пути, а я следом за нею. Еще в трактире сидел у Галкина, среди люду базарного, гомонящего, каждый грош друг из друга выколачивающего, и нагляделся я этой самой неправды. Один купец чего стоит, коли б вам рассказать правду, — ну, вот каждый грош из человека вытягивает, за глотку только не душит, а можно б было, за полушку бы любого мужика придушил…
— Он и на самом деле придушил, не знаю только точно за что…
И не обратив внимания на слова сказанные, увлеченный своим рассуждением, спросил, как говорится, для порядка, чтоб, может быть, найти подтверждение своей мысли.
— Кого придушил?..
— Жену, Марью Карповну… разве вам ничего не известно?..
Вглядываться Петровский стал в Афоньку — знает или нет, или притворяется только. Сказал — Калябин привскочил даже и в замешательстве стал наливать пиво в стаканы.