— Дядя Кирюша, я хочу проводить Бориса…
— Замерзнешь, Феничка.
— Ничего, не замерзну, дядя…
— Как хочешь… я подожду.
Опять через весь город на Дворянскую и не с дядюшкой, а вдвоем, с Борисом.
Певучий слушал голос, фантазировавший о реальном, и, не зная почему, спросила:
— Расскажите мне, Борис, что-нибудь о Вифлеемской звезде… что знаете.
— Три волхва поклонились ей — телом, душой и разумом, — каждый по-разному; оттого и нашли они рожденного, умершего и воскресшего, — звезда померкла. Только тот, кто ищет всем существом нераздельно: телом, душой и разумом — для того никогда не померкнет звезда Вифлеемская, будет она всю жизнь вести ищущего бессмертного… всю жизнь…
— А человек может быть звездою Вифлеемскою?
— Так ведь мы в человеке звезду свою ищем.
— И я, значит, звезда Вифлеемская?..
— Для кого-нибудь… да, Лена.
Задумалась Феничка, показалось ей, что и у ней должна быть своя звезда, и захотелось, чтоб этой звездою ясною был Смолянинов Борис.
И неожиданно повернулась к нему, протянула руки.
— А если б я поцеловала вас?..
— Я этого не позволю вам.
И возвращалась домой одна, почти засветло, смотрела по сторонам, не хотела ни о чем думать, а в голове неслось — Калябин телом поклоняется, и передернулась, Никодим — разумом, и позабыла, а этот — душой, — кому только? О, если бы для этого и телом и разумом и душою — звездою быть Вифлеемской?..
ПОВЕСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ОТРОЧА НЕПОРОЧНЫЙ
I
К обеду проснулся, решил никуда не ходить больше, не пленять никого рассказами фантастическими, — для девиц — забава, а у него — пережитое. Каждое слово рождалось образом, как тайною дорожил каждым и не мог себя сдерживать, когда был с кем-нибудь. Одиночество, как ноша, оставалось у дороги лежать, уходя с человеком в его глубину, и встречал глаза девичьи. Никого не любил и каждой соловьиное пел, — искренне, потому что сразу любить хотелось не одну, — а всех. Один раз и про это рассказал девушке синеглазой — Линочке.
С детства ходил с матерью к Ольге Григорьевне, с детства и Лину знал девочкой. Возмужалость пришла — оставался дома. Казалось, что с девочкой, — в памяти осталась такою, — взрослому юноше делать нечего.
Мать к старинной подруге одна ходила. В институте влюбленными были друг в друга, а пришла любовь, жизнь волнующая — дали слово друг другу в один день замуж выйти. В один день венчались, да только вдовой осталась Гурнова с трехлетней Линочкой, а Смолянинова, Анна Евграфьевна, мужа радовала сыном Боренькой, и подруги своей не забыла — Оленьки.
В восьмой перешла Линочка — рождение захотела справить зимой раннею и захотелось Бориса у себя видеть, — от подруг слышала про него и самой захотелось и пококетничать и забраться в сердце и одним взглядом растопить лед звонкий.
Глаза синие, а кругом — иней пепельный, зима, а зимой — горят звезды теплые и каждому, кто взглянет на них — тепло становится, не хочется от тепла уйти, от Линочки.
Весь вечер две матери просидели вместе, слушали смех молодой гостей Лины.
Зима началась ранняя и балконная дверь до декабря, до рождения не была вставлена, а печи топились у Гурновых с вечера — не докоснуться утром.
На рождение пришел, Лина весь вечер его от себя не пускала, подруги шутили:
— Не влюбись смотри, Лина.
И когда после ужина в гостиной, натопленной, повели любовь парами, загляделся Борис в глаза синие и рассказал про них Линочке:
— Иней, как волосы у вас тоже иней и сегодня — густой, пепельный и сквозь узор кружевной — глаза синие. Бесконечный сад девичий. Хорошо в нем идти влюбленному, все в инее и завитки мягкие волнами. Раскрыть широко, широко руки и почувствовать, как ладони щекочут локоны и русые, и каштановые, и золотые, и черные с теплом земли мягкой, и пепельные, как ваши, Лина, и сквозь волосы эти — глаза ясные и серые и черные и вдали, в конце этого сада волос девичьих — голубые — как у вас, Лина. И кажется, что все глаза в одном взгляде, в голубом сливаются, в далеком, и волосы от одной на всех падают пепельными, а после разлетевшись становятся разными, и хочется к одной подойти, чтобы всех почувствовать, чтоб все взгляды в одном слились — голубом, ясном, — только зимой такие сны снятся, когда иней пепельный и звезды морозные, как глаза горят синие.
Как сказку слушала, и когда широко развернул руки — наклонилась к нему невольно, чтоб ладоней коснулись волосы, и он, своею фантазией увлеченный, провел по волосам рукою и, опомнившись, показал на дверь: