– То есть как? – сначала не понял майор.
– А что к ней иногда ездят. Старая клиентура. А я думаю, что тут такого. И девонька подзаработает, и нам отчисляет на дальнейшее обустройство.
– Спасибо, – сказал майор и начал прощаться.
– Да отыщется ваш Мозгаль, – напутствовал гостей добродушный подполковник.
А теперь вот они едут неведомо куда, и младший Мозгалев заходится истерическим смехом. Ему сообщили один лишь голый факт, а все комическое наполнение ситуации он домыслил сам. И, кажется, продолжает домысливать.
Майор думал, что он достиг уже предела своей неприязни к историку во время вчерашнего ночного автомобильного круиза. Оказывается, нет. Для роста отвращения нет предела. Особенно сильно донимало Елагина то, что он чувствовал себя перед «наследником» полностью опростоволошенным. Несмотря на то, что главную глупость совершил дурак Бурда из финансового кечинского департамента, майор понимал, что младший Мозгаль не захочет вникать в детали, а на всю катушку воспользуется возможностью морально возвыситься над всеми своими временными подчиненными.
– Так куда мы теперь? – шепотом спросил Бурда.
– В Москву, – бесцветным голосом произнес майор.
Это слово подействовало на Дира Сергеевича, как капля раскаленной смолы, попавшая за шиворот. Он вывернулся по-червячьи, и уселся вертикально, размазывая по щекам и бороде слезы издевательского умиления.
– В Москву, в Москву! В Москву?
– Да, – почти беззвучно подтвердил Елагин.
– А прощальная гастроль?
Майор на секунду задумался, какой привести аргумент в опровержение этого дикого замысла. Выбрал, как позже выяснится, самый неудачный.
– Где тут гастролировать? Не Киев. Даже не Полтава.
– А это что это за место?
Мимо пролетали некрасивые, угнетенные серой осенью пятиэтажки, усеянные торчащими в разные стороны антеннами.
Тут неожиданно проявил себя водитель Василий, успевший, видимо, пообщаться с картой Бурды.
– Диканька.
Дир Сергеевич жадно завертел головой.
– Дика-анька?!
– Так точно.
– Так тут рядом должен быть хутор. Как раз вечер, едем!
Елагин тоскливо отвернулся. Шеф загорелся, переломить этот настрой можно было только ценой настоящего скандала, а майор не чувствовал в себе достаточных моральных сил для этого. Чем хуже работаешь, тем на меньшее имеешь право. Что ж, придется влить в «наследника» граммов семьсот горилки и как полутруп транспортировать к месту жительства.
– Поворачивай, Вася.
На обочине дороги показалась группа странно одетых людей. Тюбетейки, телогрейки, шлепанцы.
– Что это? – весело спросил Дир Сергееивич.
– Узбеки, наверно. На заработках, – неуверенно ответил Бурда.
– Тогда это не Диканька, а Дехканька, – скаламбурил «наследник». Бурда обернулся, чтобы показать улыбку.
Хутор и правда имелся неподалеку. Несколько крытых камышом хат, не вполне белого, как полагалось бы, цвета. Одна большая, вернее, длинная, пара-тройка поменьше. Трубы мертвые, в окнах темень. Конюшня, коновязь, телега, забор из плохо ошкуренных жердей, перевернутые глечики на столбах, жеребенок тащит сено из покосившейся копны. Над всем этим нависло негостеприимное небо, как бы в раздумье – а не брызнуть ли еще мелким противным дождичком на эту народную картину.
– Что нам здесь надо? – криво улыбнулся Елагин.
– Схожу на разведку, – сказал Василий.
– А мы воздухом подышим и ноги разомнем, – командным голосом произнес «наследник», открывая дверь.
Дир Сергеевич прошелся туда-сюда, с демонстративным наслаждением вдыхая серый, влажный воздух. Особо гулять было негде. Лужи, подмерзшая ночью грязь, в которой еще поблескивали мелкие льдинки.
Подошел дымящий Рыбак. За ним, чертыхающийся Кечин, почему-то с тщательно прижимаемым к животу портфелем. Не дав им задать недоуменные вопросы, «наследник» объявил, что сейчас они тут «ударят автопробегом по самогону, борщу и вареникам».
– Тут? – удивился помощник Елагина.
– Тут, – ответил Елагин.
– Это музей, – предположил Кечин. – Под открытым небом.
– Это бордель с рестораном, – уверенно возразил Дир Сергеевич. – Во, видите?! Пошло.
Все посмотрели, куда он указывал. Из толстой трубы ближайшей хаты начал выползать неуверенным джином дымок.