Она оказалась довольно изобретательной и стремительной в любви. Это была Жанна Д’Арк! Или святая Тереза! Ничего подобного я не мог и представить себе, так что под утро даже засомневался, в самом ли деле мне так уж удалось выиграть это единоборство с молоденькими польскими священниками, ее поводырями и наставниками.
Как выяснилось потом, она уже успела когда-то побывать замужем. Убедившись в наивности своих прежних намерений потихоньку растлить ее, я со временем неожиданно для самого себя охладел и с совершенным равнодушием постороннего фиксировал в себе чувственный упадок. Мое сердце уже не подскакивало к горлу, когда где-нибудь в коридорах общежития наши пути пересекались с поляками. Болезнь прошла довольно незаметно. Именно в это время мне встретилась Астрид. Но тогда уже я был знаком с Галей. Под Новый год мы ехали в одном купе. Я — домой на каникулы, она — в Карпаты с лыжами. Типичная московка, высокомерная ко всему украинскому, она всю дорогу пыталась шутить над моим произношением, но я, кажется, сумел развеять ее хохляцкий стереотип. Уже подъезжая ко Львову, она поинтересовалась, занимаюсь ли я спортом, и если нет, то не хотел ли бы я, вернувшись в Москву, посещать бассейн. Она, мол, в состоянии устроить мне такое удовольствие. Ведомственный бассейн! Но больше всего меня привлекла ее профессия. Это если не принимать во внимание довольно распространенный тип красоты. А по профессии она змеелов. Тогда, в поезде, я записал номер ее телефона.
Но я не сразу воспользовался им, поскольку на моем пути возникла совершенно безосновательно Астрид. Полуполька, полушведка, но гражданка Америки. Аккредитована в Москве каким-то информационным агентством. Должен сказать, что на выставке «Мемориала», которую я роковым образом решил посетить, ни один из экспонатов не произвел на меня такого сильного впечатления, как она. Прошу меня понять правильно, Ваша Королевская Проницательность, она не была экспонатом той выставки. Просто посетительница, обращавшая на себя внимание нескладными движениями и жутким акцентом.
С того дня я пережил все стадии сумасшествия, мелодраматического идиотизма в западном стиле.
Мы встречались на всяких станциях метро, каждый раз на другой. За те полтора-два месяца я почти наизусть выучил схему Московского ордена Ленина метрополитена имени Ленина (Кагановича). Потом мы пьянствовали. Оказывается, в Москве можно купить все — любое алкогольное пойло — от «мартеля» до «малибу». Теоретически об этом знают все, на практике только я. Мы набирали полные сумки прекрасных по форме и содержанию разноцветных бутылок, шутя при этом, что новое вино следует наливать в новые мехи, потом всаживали фантастические, на мой взгляд, суммы в такси, совершая колоссальные автопробеги из одного конца мегаполиса в другой, а потом десантировались на очередной «хавэре», где раскладывали свои сумки, пардон, меха, просто на полу и устраивали какую-то безумную, по масштабам древнеримскую, оргию, обязательно заканчивавшуюся пением и битьем бутылок о стены. Мне нравилось с ней. Еще никогда я не чувствовал себя таким легким, свободным и беззаботным гражданином мира. Она открыла мне целый материк неизвестной раньше Москвы — Москвы валютной с гостиницами и барами, куда я проходил мимо офицеров в штатском, гордо изображая глухонемого бельгийца, в то время как она независимо помахивала перед их капитанскими носами всякими своими удостоверениями, — и сезам открывался: вспыхивали люстры, ковры толщиной в ладонь заглушали наши шаги, двухкомнатные люксы пахли сибирской тайгой или колумбийской сельвой — в зависимости от нажатой кнопки, и семисотлетнее баварское пиво «лёвенброй» можно было заказать непосредственно в номер. Платила, ясное дело, она. Рядом с ней я познал всю мудрость дзена, а также старую коммунистическую мудрость про «два мира — два образа жизни». Поскольку мы были верноподданными Его Королевской Милости Алкоголя (боже сохрани, никаких намеков или аллюзий!), то быть еще и верноподданными Секса нам не слишком удавалось. Как правило, мы засыпали между пустых бутылок, полуобнявшись, но так ничего более существенного в этом смысле и не достигнув. Бывало, мы лазили друг по другу, путая собственные волосы с ворсом ковров, а ноги столов с ногами официантов. Бывало, мы блевали. Как-то мы попробовали вместе купаться в ванне, но утро застало в ванне меня одного, одетого, зато она, совершенно голая, лежала рядом на полу, и рельефный кафель отпечатался у нее на боках. Все это очень смешило нас. Астрид повторяла, что таким образом, при ее посредничестве, этот вонючий, проклятый, несправедливый, зажравшийся буржуазный Запад поделится своим богатством (при моем посредничестве) с полуголодным искалеченным Востоком. Так что мы делали великое всемирное дело.