«Русские особенно чтут Святого Николая»:
Вырезанная из дерева фигура
Святого Николая Можайского
ПОСТ
В Четыредесятницу они постятся семь недель{202} подряд, называя это Великим постом. В первую, которая у них называется «сырная», они едят молочное; в последующие же недели все они, кроме путешествующих, воздерживаются даже от рыбы. Некоторые принимают пищу только по воскресеньям и субботам, а в остальные дни воздерживаются от всякой пищи. Некоторые же принимают пищу по воскресеньям, вторникам, четвергам и субботам, а воздерживаются три дня. Есть очень много и таких, которые в понедельник, среду и пятницу довольствуются куском хлеба с водой. Остальные посты в году они соблюдают не так строго; постятся же они начиная с восьмого дня по Пятидесятнице, то есть с понедельника после Троицы, на который у них приходится праздник Всех Святых, и до праздника Петра и Павла; этот пост называется Петровским{203}.
Затем у них есть пост Пресвятой Девы, с первого августа до Успения Марии. Также Филиппов пост в продолжение шести недель перед Рождеством{204} Христовым; Филипповым он именуется потому, что согласно их календарю начало его приходится на Филиппов день 14 декабря.
Наконец, если праздник Петра и Павла, а также Успения, придется на среду или пятницу, то тогда и в этот день они не вкушают мяса. Они не чествуют постом кануна ни одного святого, кроме усекновения главы Святого Иоанна, которое справляют ежегодно 29 августа. Если в Великом посту Четыредесятницы случится какой-нибудь торжественный день, как, например, Матфеев день или Благовещения Марии, то тогда они употребляют в пищу рыбу. На монахов же наложены посты{205}, гораздо более строгие и тяжелые, и им приходится довольствоваться квасом, то есть кислым питьем, и водой, смешанной с закваской. И священникам в это время запрещены мед и пиво, хотя теперь все законы и уставы все более приходят в небрежение и нарушаются. Помимо поста они вкушают мясо в субботу, а в среду воздерживаются.
Учителя православия
Учителя, которым они следуют{206}, суть: Василий Великий, Григорий и Иоанн Хрисостом, которого они называют «Златауста», то есть «золотые уста». Проповедников у них нет; по их мнению, достаточно присутствовать при богослужении и слушать слова Евангелий, посланий и других учителей, которые священник ежедневно читает у них на родном языке. Сверх того, они рассчитывают тем самым избежать разницы во мнениях и ересей, которые по большей части рождаются от проповедей. В воскресенье они объявляют праздничные дни следующей недели и читают публичную исповедь. Кроме того, они считают правильным и непреложным для всех все, во что, как они видят, верит сам государь, и что он думает.
В Москве мы конфиденциально узнали, что константинопольский патриарх по просьбе самого московита прислал некоего монаха, по имени Максимилиан{207}, чтобы он по здравом суждении привел в порядок все книги, правила и отдельные уставы, относящиеся к вере. Когда Максимилиан исполнил это и, заметив много весьма тяжких заблуждений, объявил лично государю, что тот является совершенным схизматиком, так как не следует ни римскому, ни греческому закону — итак, повторяю, когда он сказал это, то, хотя государь очень благоволил к нему, он, говорят, исчез, а по мнению многих, его утопили.
За три года до нашего приезда в Московию некий греческий купец из Каффы, Марк, как говорят, сказал то же самое и также был схвачен и убран с глаз долой, хотя турецкий посол крайне настойчиво ходатайствовал тогда за него. Грек Георгий{208}, по прозвищу Малый, казнохранитель, канцлер и главный советник государев, примкнувший к этому мнению и защищавший его, был немедленно за это отрешен от всех должностей и лишился государевой милости. Но так как государь никоим образом не мог обходиться без его услуг, то милость была ему возвращена, но приставлен он был к другой должности. Это был муж выдающейся учености и многосторонней опытности; в Московию он приехал с матерью государя. Государь до такой степени уважал его, что однажды, позвав его к себе больного, поручил нескольким своим первым и именитым советникам принести его в свои покои вместе с санками, в которых он сидел. Но когда его привезли во дворец, то он отказался, чтобы его несли по столь многочисленным и высоким лестницам; его сняли с саней, и он стал помаленьку подниматься к государю. Государь случайно увидел его и, придя в сильный гнев, велел положить его на носилки и принести к себе. Наконец, посоветовавшись с ним и окончив дело, он велел снести его на носилках по ступеням и распорядился впредь постоянно носить его как вверх, так и вниз по лестнице. Когда я приехал в Московию во второй раз, я уже не застал этого Георгия Малого.
Главная забота их духовенства состоит в том, чтобы приводить всех людей в свою веру. Монахи-отшельники давно уже привлекли в веру Христову значительную часть идолопоклонников, долго и усиленно сея у них Слово Божье. И по сей день отправляются они в разные страны, расположенные к северу и востоку, куда добраться возможно не иначе, как с величайшими трудами и, вследствие голода, опасностью для жизни, не надеясь получить от того никакой выгоды, которой и не ищут; подкрепляя иногда Христово учение и своей смертью, они ищут только свершить богоугодное дело, призвать на путь истины души многих, совращенных с него заблуждением, и приобрести их Христу.
Главный монастырь в Московии — Святой Троицы, отстоящий от города Москвы на двенадцать немецких миль{209} к западу. Похороненный там Святой Сергий{210}, говорят, совершает много чудес, и дабы почтить его, туда стекается поразительно много племен и народов. Там бывает часто сам государь, а простой народ собирается туда ежегодно по определенным дням, причем кормится от монастырских щедрот. Рассказывают, будто там есть такой медный котел, в котором варится особая пища, чаще всего овощи, и выходит так, что сколько бы народу там ни собралось, много ли, мало ли, пищи всегда остается столько, чтобы ею была сыта монастырская челядь, и никогда не бывает ни недостатка, ни излишка.
Московиты похваляются, что они одни только истинные христиане, а нас осуждают как отступников от первоначальной церкви и древних уставов. Поэтому если какой-нибудь человек нашей веры переходит к московитам добровольно или даже убегает к ним, желая якобы посмотреть и принять их веру, то они говорят, что его не следует отпускать или выдавать по требованию господина.
Юноша Эразм
Это стало мне известно благодаря одному удивительному случаю, который считаю нужным привести здесь. При моем вторичном отправлении в Московию некий знатный краковский гражданин Михаил Майдль{211}, по прозвищу Вертел, поручил мне, а вернее, почти против моей воли отдал мне на руки одного молодого человека, происходившего из знатной фамилии Бетманов, по имени Эразм. Это был юноша не без образования, но до такой степени преданный пьянству, что иногда напивался до безумия и своими непрестанными попойками однажды вынудил меня приказать, чтобы его связали. И вот, удрученный сознанием своего проступка, он, испросив у меня свои деньги — а мне поручили их его друзья — якобы для неких покупок, однажды ночью бежал из города Москвы, сговорившись с тремя московитами и моим кучером-поляком. Переправившись через реку Оку, они двинулись к Азову. Узнав об этом, государь немедленно разослал во все стороны своих ездовых, которые у него называются гонцами, чтобы вернуть беглеца. Те, встретив караульных, которые расставлены в тех местах за Окой и Доном из-за непрерывных набегов татар, рассказали им, что случилось, и убедили и этих караульных поехать на розыски беглецов.