Колокол громыхнул еще раз, и уже все вокруг поплыло, заколебалось.
Словно ветром унесло призрачные здания, сгинули леса, вернулся снег на крышах и аллея с елками.
— В каждом городе есть свое волшебство, — сказала женщина-экскурсовод с улыбкой. — Просто нужно уметь его видеть, а это сложнее, чем кажется на первый взгляд.
«Так уж и в каждом? — подумал Мишка. — Даже у нас, в Заволжье?».
— Конечно, и на твоей родине, — она посмотрела на него, словно вопрос был задан вслух. — Неважно, что город невелик и не может похвастаться древней историей, все равно в нем есть нечто чудное, увлекательное. Там, где нет ничего подобного, люди не смогут жить.
Неужели эта женщина в состоянии читать мысли?!
Нет, невозможно…
Просто не выспался в поезде, и задремал под рассказ о старинных кремлевских храмах, вот и привиделось невесть что.
— Ты можешь думать и так, ведь это ничего не меняет, — под пронзительным, хоть и не злым взглядом женщины-экскурсовода Мишка невольно поежился: ну точно мысли читает, невероятно. — Прошу за мной.
Когда она отвела глаза, он облегченно вздохнул.
Пока шагали до Успенского собора, он оглядывался, пытаясь обнаружить другие группы — не может быть, чтобы их экскурсия была единственной, где-то тут наверняка ходит Анна Юрьевна с одноклассниками.
Вот бы их увидеть!
Но Кремль был пуст и тих, лишь в небесной синеве кружили черные безмолвные птицы.
Дверь собора, выглядевшая маленькой по сравнению с массивным, нависающим над головой строением, оказалась распахнута. Мишка переступил порог, окунулся в сладко пахнущую ладаном полутьму и невольно остановился.
Не хватало еще сослепу налететь на кого-нибудь.
Когда глаза привыкли, различил тлеющие огоньки свечей, развешенные по стенам иконы, старинные, огромные. Сверху вниз на гостей недружелюбно глянули желтые, суровые лики святых и ангелов с огненными черными глазами.
— В Успенском соборе короновали русских царей и императоров вплоть до Николая Второго, — сообщила экскурсовод вполголоса.
— Почему тут? — спросил кто-то. — В Санкт-Петербурге своих храмов хватает.
— Сила может рождаться только в определенных местах, как и умирать, кстати, тоже. Правильное, истинное действие возможно лишь в конкретной точке пространства, в другой оно не будет значить ничего…
Женщина-экскурсовод замолкла, и тут высоко под куполом громыхнуло, зазвенело, да так, что тряхнуло весь Успенский собор.
— Милость и суд воспою тебе, Господи! Пою и разумею о пути непорочном: когда придешь ко мне!? — затянул вроде рядом, но словно за стеной хор, и стены с колоннами расплылись перед глазами.
Мишка уже не понимал, где и когда он находится, он видел процессию священников в богатых одеждах, установленный у стены трон, бородача в усыпанной драгоценными камнями мантии, что кланялся и крестился на образа…
— А где все? — спросили рядом тонким обиженным голосом. — Почему я ничего не вижу?
Мишка сморгнул, с усилием, словно каждый глаз весил как гантеля, опустил взгляд.
Неподалеку, растерянно озираясь, топтался один из отпрысков толстой мамаши из их группы. Розовые еще недавно щеки его были белыми, синие глаза блестели от сдерживаемых слез, губы дрожали.
Еще немного, и заплачет.
— Тут, — сказал Мишка. — Иди сюда.
В этот момент он не сомневался, просто знал, что поступает правильно, и что иначе нельзя — если кто-то не в состоянии разглядеть то, что доступно твоим глазам, помоги ему, и не жалей усилий.
— Да? Ой, я тебя вижу! — мальчишка подбежал, доверчиво протянул руку.
Мишка взял его теплую ладошку в свою, и они замерли, уже вдвоем созерцая то, что творилось внутри древнего собора.
Экскурсовод им попалась опытная, но больно уж занудная, и Анна Юрьевна, честно говоря, большей частью ее рассказы не слушала. Вчера утомилась, пока добирались до Нижнего, потом провела ночь на узкой полке, где не сомкнешь глаз, да и вообще она бывала в Кремле на экскурсии, шесть лет назад возила сюда прошлый класс.
Водили их обычным маршрутом, говорили вещи хорошо знакомые, не особенно интересные.
Встрепенулась она только у царь-колокола, когда показалось, что откуда-то издалека донесся громкий звон. Обнаружила, что экскурсовод бубнит как и раньше, ничего не заметила, а вот дети вертят головами, прислушиваются.
В этот момент Анне Юрьевне почудилось, что нечто идет не так, кого-то не хватает.
Сердце прихватило, и она поспешно пересчитала подопечных — один, два, три… все двенадцать на месте, разве что Котлов, сорванец, стоит немного в стороне и почему-то смотрит в сторону.