Выбрать главу

– Не надо. Подождите. Странно жить. Я не знаю, что можно и нельзя. Вы не сердитесь. Я люблю мир и все, и вас. Я девочка, а вы мудрец.

– Я ответил: мы только две белки на сосне жизни. Моя мудрость не ушла дальше сосновой шишки. Надо жить и распевать песни. Пока звенят дни. Пока славит сердце.

– Прощаясь, Лия крикнула:

– Вы такой большой, что придумайте как бы сделаться маленьким осликом или козликом. Тогда я взяла бы вас с собой в свою светелку и поставила к кровати на табуретку.

– Ночью я мало спал, думая о голом влажном колене Лии, которое поцеловал единственный раз.

– Я потерял покой. О, келия моя.

– Я только созерцатель с горы перед долиной течения и я определяю свою лебединую песню вам, желающим войти в хижину души моей.

– Вот послушайте мое невыносимое странное:

– Когда синесвечерится за дымью стишь и над лесополяной цивикнет и прохоркает вальдшнеп, сквозь рыжий соснострой с горы вольной я пронесу свою мысль и положу ее, как младенца, на вату облаков и скажу усталому сердцу:

– Приляг; отдохни.

– Не вскинется ли отчаянная голова в звездолины улыбнуться яснопокою.

– Руки поникнут ветвями березы и еще без ветра навеет воспоминание.

– Будто цветинная пыль венцом благоуханным слетит.

– Лежу и стеблится колосорожь, васильково взорная ласкаль зовет беременным урожаем.

– Глаза знают: видели бамбуковую рощу и на голове негр принес кокосовые орехи.

– Я измеряю длительность жизни по солнце-утрам, чтобы прошалив с днем, как с резиновым мячиком, – с рубиновым вечером выпить вместе на берегу радужное вино утомления.

– Мне жаль усталость мира и я помогаю ему засыпать легким певучим сном с очками на седой бороде.

– Глубиной созерцания я вижу напрасное, как вижу в озере звездный отсвет – глаза истины.

– Бог дарит день, называя его жизнью, но никто не принимает дня, считая за смысл иное, а иного нет.

– И только за дымью в синесвечерии расстаются дороги и безнадежный качается сон и неясные знаки. Тогда хочется кинуть яркий вопрос о днях на земле, но тишина не велит, обещая чудо: где-то в полях зреющих надежд спеет мировая венчал, а здесь шепчут вершины, засыпая у сосен и веет прохлад шелестинная и в травинах чернолап фосфорится светляк и колыбелятся мысли на вате облаков, уплывая на норд-вест к Филиппинским островам.

– Что еще знать о мятежном, если сквозь рыжий соснострой до меня не долетают крылья единственного зова – любимицы девочки, оберегающей творчество, рожденное в мае.

– Скоро задумается еще один день.

– Я сижу у окошка в землянке и на кумачевую рубаху нашиваю позументы.

– В воскресение Лие день рождения.

– Пойду сначала к обедне.

– В церкви увижу ее кроткую, благоуханную перед Божьей Матерью.

– Пятнадцать лет Лие, пятнадцать лет.

– Океаном разливным голубится небо любви и как остановить его трепетные приливы, катящие земной шар.

– И я решаю сказать Лие, что хочу совершить свое единственное счастье, хочу последняго безумства, хочу ответа на свой страшный вопрос, хочу чуда.

– Руки трясутся от волнения и мне трудно жить.

– Тогда я подхожу к замерзшему окошку и гадаю на узорах морозных.

– Выходит верное «да» и верное «нет».

– Будто даже так, что Лия – «да», я – «нет».

– Как глупо и странно. Зима для меня – судьба, май – чужой.

– Гадаю еще, и еще вижу: идет Лия по дороге и звонко поет о каком-то пастухе загорелом от солнца, а я лежу пьяный в канаве и мычу. Не надо гадать.

– Страницы Евангелия успокаивают. Жизнь кажется вечерней птицей.

– Накануне чуда.

– Сегодня я целый день распевал бесшабашные песни и растирал снегом лицо, а завтра ночью пойду за Лией и приведу в свою хижину для счастья.

– Млечный путь укажет нам.

– Я верю – ведь она не раздумает, – буду зорко следить условленный знак: четыре раза Лия будет зажигать и гасить зеленую лампадку перед «Всех Скорбящих».

– Когда уснут в доме, она оставит свой замок, она – царевна из сказки выйдет ко мне, немного смешному рыцарю, дрожащему от холода и от чудес на земле.

– Сейчас вечер. Морозная мутносиняя тишь и сквозь ветви бриллиантовое яблоко, такое сочное, льется в глаза.

– Вечер зимой и моя жизнь, будто две старые елки передо мной.

– Нет, не надо сознания. Долой.

– Я выламываю сук и бросаю его в сочное яблоко.

– Снег повалился с ветвей и нарушилась нелепо тишина.

– Ради Бога, не надо разума.

– Я мудрец и потому ничуть не выше и не лучше пня

или мха или заячьих следов.

– Душа моя и душа крапивы – один мир, одно творчество, одна красота, один смысл.