4.
Как чаю в блюдце,
Холодно мне в твоем рту,
Поясом с бедер
Твои ноздри закрою –
Дрожь ног за любовь приму.
5.
И кожей одной и то ты единственна.
«Господи! Господи! Господи! Темный свод небес…»
Господи! Господи! Господи! Темный свод небес,
Монастырская душная келья,
Мне в холодное, мертвое сердце
Полоумный и сладкий бес
Льет преступное, сладкое зелье.
Неужели бритвой зарезаться?
Господи! Господи! Господи! Гордый, злой, пустой
Дух пляшет в несчастном теле
И выпячивает свои губы.
Одинокий и холостой –
Я в своей холостой постеле
Буду мертвым, колючим, грубым…
Поют глупые птицы,
Тает кружевной снег,
Трескаются хрустальные льдинки,
Пляшут солнечные паутинки.
На набережной ругаются не злобно
Грузчики песка и кирпича.
Такое голубое небо,
Как будто на гениальной картине.
Изображающей боль и радость
Кольцеобразной весны.
Мне хочется кружиться до смерти
Вокруг поскрипывающих деревьев
И подбрасывать камушки в воздух
Совершенно прозрачный и голубой.
Поэма
Вступление.
1. Из города горнего, где легкие лебеди
На луч черноогненный воду сменяли
И так и забылися в старческом лепете –
Я вывел свой яркий и яростный ялик.
5. О, див далечайший, – детство печальное,
Кольцом тебя слободы въявь окружали.
А древнее озеро, лоно венчальное,
Затмилось от дыма и дива кружала.
9. Трактирное действо, – ты див изумительный.
Ягненок ярчайший, я там и учился.
И в мозг мой, как в море, поток твой стремительный,
Все льется и бьется – сквозь смерть просочился.
13. Там люди как лебеди – черные, старые,
Там хор очарованный кругом кружала.
Я дальний, отверженный, – я царство вам дарую
Вы, нежные нежити, в жуть ваших жалоб.
17. О, черное озеро! Красным те пламенем
Старинный кирпичник кроваво обрамил.
И небо сторазно сверкающим знаменем
Плывет и недвижно, как тронное правило,
21. Над зданием. Знаменем! Знаменье дивное –
Вы в озере скверну великую зрели,
Вы, люди нелепые, плесень противная.
Нет, очи открытые диво прозрели:
24. Да, озеро очное действо трактирное.
Вы, бороды, волосы, разные масти –
Тростник огнепышащий, пламя всемирное.
Вы в недрах народных извечные снасти.
Из книги «Март-младенец».
Пришел, умылся, светлый сверток взял,
Достал кусочки, близкие ужасно.
Вложил в уста и стал апрельски ал,
Взволнован тихо, теплый ежечасно.
И мертвый март, я чую, снова жив,
Но жив желанно, рост роскошный возле.
Я плачу светло – я, уже не мне,
Впервые в темь огонь апрельский розлив.
Первый грех против марта – мертвею.
О, маца мертвородная, страшно….
Светлый свет позабывчиво вею
Снова, снова, – на новые брашна.
Миртом март, помертвев, покрываю.
Милый мирт мой – ты лавр жестколистный.
Знает сердце: (скрывает) – срываю
Я последний аканф нелучистый.
Камни, стены, чугунные решетки…
Что ждать? Кого искать?…
Он:
– «Люблю рассматривать, блуждая, души витрин,
Всегда нарядные представительно;
Я фантазер ведь, покаюсь, немного действительно.
И времени своему господин.
– Здесь этой – ажурные дамские панталоны
И корсеты, не жмущие ничьих боков –
(Руки упорных холостяков);
……пылким любовникам вечные препоны;
А вот: это для меня важнее, «все что угодно дамской ноге»!..
Я так давно обувь ищу Сатирессе
Знаете… встретил ее экспрессе,
Идущем русской зимней пурге….
– Не могу сказать, каком она роде:
Не то солнечный луч, не то туман…
Разбросив запахи лесных полян,
Она была одета шикарно «по моде»,
А когда топоча побежала панели буфету,