— Не зарывайтесь, девочка моя! Когда я жила в съёмной квартире, то уважала владельцев и все их требования. Будет своё жильё, настоящее и самостоятельное, тогда и поговорим, кто какие правила устанавливает. А пока извольте собираться — залог верну, когда проверю всё ли на месте.
— Так вы меня ещё воровкой обвинили? — удивлённая Элла подняла брови.
— Рита, да не торопись ты. Погоди со своими сборами, — встряла Вера Яковлева. Теперь ей казалось, что это она виновница происшествия. «Не будь моего предложения пойти в квартиру с проверкой, может быть, всё обошлось бы словесной пикировкой в чате», — сказала себе подруга Жбанчиковой. — «А что сейчас? Сначала согласилась на авантюру, а после страдаю. Всё как всегда. Дурная голова». — Не нужно драмы. Вот скажите, Элла, а если в договор пропишут добавочную за страховку, согласитесь на такое? Рита, давай не будем перед рождественскими праздниками чепухой заниматься.
— Не понимаю людей, которые читают фразу «Без домашних животных, пожалуйста» в объявлении, а потом притаскивают животных, тайком и без уведомления. Как же это неприлично, милочка. За такие вещи нужно наказывать, да, так и поступлю, накажу-ка вас за нарушение правил рублём, хватит с меня либеральничать, пора бы к порядку принудить, — Жбанчикова, потирая пальцем раскрасневший глаз, гневно говорила то в сторону квартирантки, то в сторону подруги, по её мнению предавшей. — Мне не нужны животные. Платите другим, сверху добавите не больше десяти-двадцати, но с разрешением хозяев. Хоть корову, хоть свинью — ваше дело. А мне не надо, пожалуйста, тащить грязь в квартиру. Не устраивает? Покупайте своё жильё. Точка.
— Я предлагала доплатить. По-человечески, пока вытяну плюс две тысячи.
— Две тысячи! - усмехнулась Жбанчикова, потирая кулаком другой глаз.
— Мяу.
— Но вы отказали мне. Я всегда вежливо к вам обращалась, старалась следовать просьбам в течение двух месяцев…
— Так и должно быть, Эллочка!
— Но эти правила ваши, они дурацкие, нет, они дебильные, просто конченные. Это какой-то трэш, когда запрещают передвинуть совковую тарелку и поменять шторы в зале, от которых воняет совком.
Вера Яковлева приготовилась встать между.
— И никакая вы не либералка, а совковая клюква, только болтаете без умолку про порядки, как вертухайка. Я не уверена, что вы понимаете значение слова либерализм. У вас даже квартира напоминает образцовый концлагерь, не хватает только колючей проволоки и видеокамер по углам и в унитазе, - довершила свою мысль Элла.
— А ну пошла вон! Мерзавка ты!
— Мяу? — Желе растерялся, пока искал, в какой угол или в чьи руки спрятаться от монстра. Прижавшись к полу, он попробовал двинуться вперед, но монстр двинулся навстречу, полосатые тапки приближались, потянулась гигантская, чужая, пахнущая чуждым ароматом рука…
— И кота своего поганого забирай, мерзавка!
— Мяу?!
Желе только ринулся в коридор, как монстр поймал его за хвост. Послышался дикий крик девушки, а после визг животного, очумевшего от происходящего. Как ребенок, оказавшийся в заложниках у более сильного, кот не мог защититься, несмотря на когти и зубы. Монстр приподнял Желе и принялся раскручивать его над собой, как какой-то пакет; глаза кота, и прежде огромные, черные, вспыхнули, заблестели, превратились в гигантские фары.
— Отпустите немедленно!
— МЯ-Я-Я-У!
— Рита, господи! Становись!
— Ты больная сука! Отпусти моего кота!
— Позовите Марейчева, кто-нибудь, позовите консьержа!
— Вон, мерзавка, из моей квартиры, возвращайся в свой Мухосранск!
— МЯ-Я-Я-Я-Я-Я-Я-У!
Падал ночью снег
Студент-второкурсник Востриков, изрядно пересидевший у московских друзей, нервно стучал носком ботинка по двери вагона.
«Ну давай же, быстрее, что ты ползешь? - возмущался он. - Машинист, уснул ты, что ли?»
Поезд, шумный, старый и почти пустой, предательски медлил. До часу ночи осталось всего ничего, последний автобус вот-вот подкатит к остановке, телефон сел и уже не вызвать такси.
Вострикову не повезло дважды.
Сначала он проглядел маршрут первого поезда. В тепле хмельное настроение, накопленное благодаря посиделке в душевной компании, его расслабило окончательно. Он уснул, а спустя время внезапно очнулся на конечной.
- Мальчик, выходим! - дежурная станции тронула его колено ручным диском. - Поторапливаемся, на выход!
- Уже на Домодедовской?
- На Каховской.
- Ах ты ж!
Выбежав из вагона, Востриков ринулся через переход, вернулся обратно до Каширской, прождал семь минут и наконец-то поехал в нужном направлении; но теперь попался долгий, противный, вечно тормозящий, стопорящийся в перегоне поезд, и студенту казалось, что всё сейчас запланировано против него. Царицыно он встречал отчаявшимся.