Маше казалось, что она тратит время впустую. Вот китайка да, она вызывает уважение и зависть. Китайке повезло: пока Маше приходится прыгать и метаться в студсовете, чтобы заметили интересные личности, «ввели в близкий круг общения», да свайпать вправо, ища кандидата посерьезнее, Сунь уже сейчас вертится «где нужно». Поэтому у Маши чай с печеньками, а у китайки - равиоли да белое сухое.
«Куда я попала? Что мне делать? Кто все эти фрики? Я на такое не претендовала» - Маша закатила глаза.
Выбор остановился на чае.
- Чай, небось, с пакетиком? - Мария хищно улыбнулась, продемонстрировав белоснежный ряд зубов.
- Угу, с пакетиком, - в ответ Маше неуверенно показали брекеты.
На остальные вопросы девушка за кассой отвечала угуканьем, быстро выгорев от общения. Ей хотелось убежать. Она чуралась таких людей, тем более, что подобные личности вроде Маши в Утопос прежде никогда не заявлялись. Гиков мир принадлежал гикам и немного фрикам.
- Свари с малинкой, - Мария, не скрывая сарказма, засмеялась и махнула пару раз рукой, чтобы исчезла.
Работница антикафе убежала куда-то в подсобку. Послышались звуки налива воды и щелчка электрочайника. Всё это время Яков смотрел на подругу, не вмешиваясь:
- Зачем?
- Что зачем?
- Всё ты понимаешь, Маша. Ты же малину не переносишь, и чай не любишь. Сколько тебя помню, пьешь только латте.
- Мало ли что ты обо мне помнишь, зайка. Если б знал меня хорошо, не повел бы сюда, в эту пещеру.
- В какую пещеру? - удивился Яков.
- Пещеру кринжа, - спокойно ответила Маша.
Тут Яков не выдержал.
- Никакой это не кринж. Четче тогда произноси свои желания. Мне интересна Ваха. Почему нельзя хоть немного увлечься моим миром?
Тишина вместо ответа.
- Так куда ты хотела пойти? - снисходительно, но болезненно спросил Яков.
Ему не нужен был ответ, и так ясно, сколь сильно Маша изменилась за эти полгода. Цветок наивности завял, уступив место бутону неприятной, словно навязанной извне жажды. Маша хотела в свои восемнадцать счастливой, жирно-мещанской жизни, полной столичных удовольствий: посещать «рестики», ездить но ночному Садовому кольцу, заиметь бизнес и вложиться в удачный стартап, держать деньги, нет, большие деньги, коих в провинции она никогда не видела; стать Фигурой, преисполненной искрящей славы, восхищения и обожания. Все должны её боготворить.
Фигура жаждущей Марии глубоко претила Якову, он воспринимал её как чужое, не осмысленное, ложное от мира заблуждений, не соединяющееся с подлинным чувством осознанного. Первоначально приписывая человеческой перемене амбициозность, юноша говорил себе «всё хорошо».
Но перемены в девушке принялись рвать его на части.
Маша же считала, что теперь Москва-река втекает не только в Оку, но в её сердце, заливая мутной водой зияющие пустоты.
В душе свербило болью. Знал Яков ещё кое-что, что Маша давно свайпает вправо, часто даже при нём. Этот жест он никогда бы не спутал, как и характерное звенящее оповещение. Может, она делает свайпы нарочно, чтобы позлить и вызвать ревность? В Якове такие моменты всегда пробуждали, как он считал, достоинство. Опускаться до ковыряния в чужой переписке не хотелось. Кроме того, в новом и неизвестном городе, где разум невольно притягивается к знакомому, памятному и любимому, бросить человека, отказаться от него представлялось плохой идеей.
Но достоинство всё-таки уничтожалось по кирпичику.
- Вот я тебя хорошо знаю, Маш, а ты меня?
- Конечно знаю! Глупости спрашиваешь.
- Так ли уж глупости. Ну, скажи, во что я хочу сегодня поиграть с тобой?
- В настолку.
- Это да, но в какую?
- В какую-то, - неуверенно ответила Маша.
- Я же рассказывал, не раз даже.
«Какая-то Ваха, мне ударение даже незнакомо…», призналась себе девушка.
Маша напряглись. Её озарило - она и правда не знает, что за настольная игра под названием «Ваха» ожидала её сегодняшним вечером. Раньше она старалась поддерживать вид заботливого человека, но сейчас приходило одно озарение за другим. Ей неинтересно знать, чем живет её парень.
- Молчишь? - Яков попробовал мягко пожурить девушку за забывчивость, добро улыбнулся и смолк. Он ещё готов пойти на мировую. - Давай, я напомню. Вселенная Warhammer началась с…
Пять минут Яков воодушевленно рассказывал, с блестящими, почти всегда угрюмыми глазами, безостановочно, не уставая и не беря паузы. Юноше на время вернулось счастье. Маша сидела с почти каменным лицом, изредка лишь наклоняя голову чуть вправо. У неё был конфуз: решение, похоже, выяснилось, проявило контуры и обретало плоть, но не вызрело окончательно. Наконец, когда правда о себе, Якове, и отношениях с ним сделали ясность в голове, Маша резко и уверено оборвала.