– Ну ладно, а если он не придет на встречу, – спросила она, – что я должна делать?
– Расскажите мне все, что знаете.
– Я уже рассказала.
– Я должен расспросить о подробностях.
– Хорошо, спрашивайте.
Бирман вручил ему портативный магнитофон – не тот, который укрепляется на теле под одеждой, а обыкновенный диктофон. Сперва она говорила в микрофон как-то робко, смущаясь, что вообще-то необычно для актрисы. Когда же он воспроизвел запись, она не удержалась от смеха:
– Ну и голос!
– Это дешевенький магнитофончик. Голос-то ваш великолепен.
Алина повторила свой рассказ и ответила на вопросы. Мартин все записал на пленку.
– Я выдержала экзамен? – поинтересовалась она, когда Мартин выключил магнитофон.
– На «отлично», – ответил он, хотя и не мог предвидеть, как все это воспримет Бирман. Какую отметку поставит он?
– Ну, а что теперь?
– Они хотят знать, что пытался продать Юрий.
– Я ж сказала, что не знаю.
– Думаю, это значит, что мы должны найти его. Разве вы не хотите этого?
– Я, конечно, хочу знать, что с ним случилось, – ответила Алина.
– Что ж вы его раньше не искали?
– Я уже говорила вам – я не хочу, чтобы кто-то подвергался из-за меня опасности. Если честно, я не хотела и себя подвергать еще большей опасности. Я хотела забиться в нору, чтобы никто не нашел меня, – сказала она и, пригубив вина, добавила: – С той памятной ночи мне даже начали сниться сны…
– Не хотите рассказать о них?
– Нет. Не только рассказывать, думать о них не хочу.
– Ладно.
Он отпил глоток вина и принялся за хлеб. Ему показалось, что она смотрит на него как на избавителя – по крайней мере, сначала смотрела так. От этого ему стало не по себе.
– Вы говорили, что Юрия можно найти через Дмитрия.
– Да. Я не знаю, кто еще может помочь.
– У вас в семье есть еще кто-нибудь?
– Никого. Папа умер, когда я была еще девочкой, а мама – год назад.
– А муж?
– Мы не виделись два года. Да и потом – Юрий плохо относился к нему, а он – к Юрию.
– А Дмитрий? Как разыскать его?
– Телефона у него нет, но я знаю адрес. Я боялась навещать его, не знала, может, кто следит за мной. Ну и… еще есть другие причины.
– Что за причины?
– В общем-то горькая история.
Мартин подождал, не расскажет ли она дальше, но она молчала. Тогда он спросил:
– А не навестить ли нам его?
– Думаю, теперь это единственный выход.
– Когда же?
– Не знаю.
– Чем скорее, тем лучше.
– Да-да, конечно. Хорошо, пойдем завтра же. Произнесла Алина это отнюдь не радостным голосом.
Она сидела, обхватив ноги руками и положив подбородок на ладони поверх колен. Пришла она на эту встречу, собрав волосы в пучок, а теперь распустила их, и они лежали на ее плечах и спине. Ему захотелось потрогать их, но он не осмелился. Он лег на спину на хрустящую пластиковую подстилку и следил за медленно угасавшим на верхушках деревьев светом.
Когда они выбрались из леса, уже почти совсем стемнело, но на другой стороне кольцевой дороги, ближе к городу, небо все еще светилось. Пройдя немного вместе, они разошлись к разным остановкам. Мартин считал, что шпионы не должны оглядываться, но сам, пройдя несколько шагов, не утерпел и оглянулся. Ее светлые волосы хорошо были видны в наступившей темноте. Она шла, не оглядываясь, но затем оглянулась, он помахал ей рукой, и она тоже махнула ему на прощание.
– 35 —
Пятница, 2 июня 1989 года,
8 часов утра,
Посольство Соединенных Штатов
Дважды прослушав магнитофонную запись, Бирман сказал:
– По крайней мере, она хоть последовательна. Но все же есть кое-какие обстоятельства, которые мы хотели бы снова перепроверить.
– Я мог бы опять встретиться с ней сегодня же вечером.
– Следующая встреча состоится не раньше, пожалуй, чем через неделю, а то и две. По-моему, она и так слишком долго крутилась с иностранцем па глазах у многих людей. Может, кто-нибудь уже засек ее. Нет, Мартин. Я скажу, когда можно встретиться с ней, если в этом вообще возникнет необходимость. Нам нужно досконально изучить ее рассказ, прежде чем решить, что делать дальше.
– А я думал, что мы уже решили.
– Раз и навсегда решенного быть не может, Мартин.
Мартин подумал про себя, что раз уж игра складывается таким образом, то хорошо, что он не включил магнитофон, когда Алина рассказывала про Дмитрия.
А если бы включил, то Бирман и того использовал бы так, как ему хотелось, в своих собственных целях. Ну, а что касается Мартина, то он приказов от «фирмы» не получает и намерен выяснить лишь, почему же так произошло с Хатчинсом, и разузнать это как можно скорее. О его визите к Дмитрию Бирман ничего не узнает, да и вреда ему это не нанесет.
Кроме того, ему очень хотелось вновь увидеть Алину.
– 36 —
Пятница, 2 июня 1989 года,
8 часов вечера,
Новорязанская улица
Лифт в доме, в котором жил Дмитрий, не работал «опять», как сказала Алина, когда они поднимались по лестнице на девятый этаж. Лестница вилась вокруг квадратной шахты лифта, в которой безжизненно повисли, подобно лианам в джунглях, лифтовые кабели, освещенные тусклыми лампочками на лестничных площадках, да и то не все горели. Мартин и Алина останавливались через каждую пару этажей, чтобы перенести дух.
– Мне надо было прихватить еды, – сказала Алина. – Я забыла про лифт.
– Хотите вернуться вниз? – спросил Мартин.
– Нет. Хочу поскорее подняться.
– Чем вам не нравится Дмитрий?
Ему показалось, что она не просто хочет оградить Дмитрия от возможных осложнений, связанных с ее визитом. Она явно не стремилась навестить его.
– Это старая история и довольно запутанная, – ответила она. – Я все же люблю его. Но говорить об этом мне не хочется.
Наконец они дошли до последнего этажа и встали на площадке, чтобы отдышаться. Алина подошла к двери, но не решалась сразу постучать.
После нескольких ударов за дверью послышался звук, будто там что-то передвигали.
– Кто там? – раздался мужской голос.
– Дима, это я – Аля.
– Аля?
Послышался другой звук – отворяемых запоров. Дверь распахнулась.
– Аля, входи!
Увидев Мартина, Дмитрий отъехал немного назад. Мартин тоже сделал шаг назад.
Дмитрий открыл дверь, запоры которой находились на уровне его плеча, да и голова его едва доставала до груди Мартина. Сперва Мартин подумал было, что перед ним карлик, но быстро понял, что это не так.
У Дмитрия не было ног.
Он взгромоздился на маленькую квадратную деревянную тележку с подшипниками вместо колес.
Алина предупреждала Мартина, упомянув, что он потерял ноги на войне. Он ожидал, что увидит человека в инвалидной коляске или на протезах, но ни в коем случае не калеку па самодельной тележке.
Калека приоткрыл дверь, а сам отъехал назад, оттолкнувшись костяшками пальцев от пола. Из-под челки черных волос, космами спускавшихся до плеч, сверкали темные глаза, черная борода свисала на грудь. Он неотступно следил за Мартином.
– Дима, это друг. Бенджамин Мартин. Он американец.
– Американец?
Когда Дмитрий наконец понял, кто перед ним, он рассмеялся. Смеялся он густым басом солиста из русского церковного хора.
– Никогда в жизни не встречал американца. Я уж было подумал, что это опять кагэбэшники. Входите.
Мартин и Аля, оба, замерли на месте как вкопанные.
– «Опять кагэбэшники»? Что ты имеешь в виду?
– Они тут кругом вертелись целыми неделями. Это все из-за моего письма. Входите, что вы там встали!
Мощный толчок костяшками пальцев – и он покатился по полу на грохочущей тележке.
– О каком письме ты говоришь? – спросила Алина. Они прошли за Дмитрием мимо открытой двери тесной кухни, некогда окрашенной белой краской, а теперь ставшей серой – хотя, может быть, такой она показалась из-за тусклого вечернего света, еле пробивавшегося сквозь немытое окно.
В комнате, куда они вошли, стояли кушетка, низенький обеденный стол – не выше журнального столика – и такой же невысокий мольберт с незаконченным женским портретом, написанным маслом. Мольберт передвигался на колесиках, Дмитрий повернул его холстом к стене.