Его снова начали мучить тревожные сны, и снились ему чаще всего слова. Однажды он отчётливо услышал библейское изречение: «У коварного и действия гибельные». Кто же сей коварник? Свой же, родич, что пришёл к нему с наветами? И он подумал с досадой на себя: «Почему меня, патриарха всея Руси, задели грубые слова невежды, и как я мог поверить, что Марфа прилюдно радовалась моей болезни?» Да, злоба в ней была, и она просыпалась всякий раз, когда Марфа не понимала его замыслов и дел. Может быть, потому он и поверил родичу, что всякий раз после огорчений, связанных с Марфой, на память ему приходили слова Писания: «Можно перенести всякую рану, только не рану сердечную, всякую злость, только не злость женскую». Последнее время Марфа как будто помягчела сердцем, да надолго ли? Может быть, он не всегда понимал Марфу и не умел убедить её в своей правоте?
Он гнал от себя эти мысли, ибо от них в душе его насевалась смута. Не в его привычках было сомневаться в себе.
ГЛАВА 73
ВРАГИ ЧЕЛОВЕКА — ДОМАШНИЕ ЕГО
Как ни была Марфа занята внуками, но дела, связанные с открытием училища в Чудовом монастыре, живо заинтересовали её. Она была лучшей советчицей Филарета в подборе учителей, помогала ему собирать по церквам и монастырям нужные книги, иногда сама привозила их в своей колымаге, и при этом с прибауткой: «Кто знает аз да буки, тому и книги в руки». Она была полна энергии, порой, как думалось Филарету, излишней. Марфа по-прежнему продолжала вмешиваться в дела духовные, которые к тому времени стали осложняться по причине иноземного влияния на внутренние дела Русского государства.
Произошли события, связанные с особыми правами иностранных купцов на беспошлинную торговлю, точнее, со злоупотреблением этими правами. Торговые люди из-за рубежа часто действовали украдкой, чтобы не платить пошлин. Царь Михаил дал строгий указ воеводам на местах, чтобы чужие люди не торговали по сёлам и деревням, где им легче, чем в городах, уклоняться от пошлин. Беда была не только в том, что царская казна недополучала денег от вороватых людей, — они чинили великое стеснение русской торговле.
Одно из таких событий случилось на Псковской земле. Немцам разрешили поставить в Пскове торговый двор.
Между тем псковитяне видели, что немцы привезли с собой ещё и самозванцев, у которых не было жалованной государевой грамоты на торговлю. Свои товары они доставили тайно. Когда псковитяне выявили это, немцы сказали, что то их родня, братья, племянники да служилые люди.
Псковитяне скоро почувствовали, сколь убыточным будет для них подобное нашествие. Немцы вели себя как хозяева на завоёванной земле. Они перехватили у псковитян торговлю их главным товаром — льном, не гнушались и прочими товарами. Никто из псковитян не смел без немецкого указа ни купить, ни продать. От этого были большие убытки не только торговым людям Пскова, но и монастырям, и всей духовной братии, и чиновному люду.
Горожане послали в Москву челобитную. Составили её обстоятельно, со смыслом. Перечислили все свои беды, пересчитали да прикинули, какие будут недоборы в казну. Бил челом сам архиепископ Иоасаф. Но псковское челобитье в Москве не приняли, а у самого Иоасафа отняли благословение и службу. В Пскове начался мятеж.
Случилась эта история во время болезни Филарета. Когда же он во всём разобрался, то без особого труда обнаружил нити, связывающие псковских доброхотов немцев с Марфой и людьми её духовного окружения. Для Филарета это было полной неожиданностью, хотя он хорошо знал склонность Марфы к интригам. Всё же ему казалось, что она последнее время присмирела.
Непонятно было, однако, почему Марфа держала руку немцев. Он послал за ней — не пришла. В другой раз послал — опять не пришла. Пошёл к Марфе сам в её монастырские покои игуменьи, но вокруг неё собралось столько братии, что и подступиться к ней было нельзя. Он сказал:
— Марфа, поговорить надобно. У тебя в келье али ко мне зайдёшь?
Она произнесла, даже не взглянув на него:
— Ныне к спеху беседы многие.
Когда они встретились во дворце, она отошла от него, не дав ему и слова вымолвить. Он спросил насмешливо:
— Опять дела?
Марфа ответила тоном старой хлопотуньи:
— Али велишь дитё без присмотра оставить?
Она не отходила от новорождённой внучки Анны.
Филарет ограничился тем, что послал в Псков свою грамоту, велел поместному собору решить дело с Иоасафом по правде. Поговорил и с сыном Михаилом, как отец и государь. Беседовал осторожно, без укора матери. Впрочем, и без слов было ясно, что вся эта смута в Пскове дело рук Марфы.