Хотя я и слыхал про то, что у стен есть уши, однако я никак не ожидаю того, что происходит дальше. Метрах в пяти от нас распахивается дверь, выводящая к лестнице из холла с лифтами, и на пороге показывается мужик лет сорока в трениках, тапках, майке-алкоголичке, такой характерный типаж, очевидно решивший так не вовремя для нас выйти покурить. Видя нас, он останавливается как вкопанный, явно не ожидая нас здесь увидеть, потом начинает смотреть то на нас, то на бутылку в руках у Лехи, то снова на нас. Далее он начинает вещать, издавая шумы и помехи, как старое сломанное радио, потихоньку переходя от спокойного и удивленного голоса, до орущего в полную силу баса:
– Вы че… совсем охерели торчки долбанные?! Наркоманы мать вашу! Вам что тут наркопритон?!
Мы с Лехой, даже не переглянувшись, интуитивно решаем спасаться одинаково. Я хватаю оставшийся кусочек квинтэссенции зла текущего момента, он бросает бутыль, и мы со всех ног бросаемся бежать вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки и громыхая металлическими перилами. Слышно, как мужик бежит за нами, изрыгая трехэтажным матом всевозможные проклятия, но в скорости он нам явно проигрывает, потому что нет быстрее человека, чем школьник, которого спалили за чем-то противозаконным. Выбивая ногой входную дверь, мы убегаем на несколько сот метров от подъезда и прячемся за другим домом.
– Бля, это пипец! – с легкой отдышкой выдыхаю я. – Как?!
– И не говори, откуда он выполз вообще, тихо все ж было.
– Че он вообще наехал на нас? Ахах, – меня вдруг прорывает на безудержный смех откуда-то изнутри, и я, поддавшись, заливаюсь им.
Глядя на меня Леха тоже не может сдержаться, и мы оба начинаем катиться со смеху, прижимаясь спинами к бетонной стене дома. Мы угораем и гогочем во весь голос, согнувшись в три погибели. Слезы заливают мне глаза, но я все равно не могу остановиться, настолько это весело.
Над головой ни облачка, люди вокруг куда-то исчезли, и такое ощущение, словно время остановилось, настолько жизнь кажется прекрасной. И я, очевидно, в один из немногих раз в своей жизни, ловлю себя на чувстве полнейшего бескомпромиссного счастья. Такого счастья, которое пронизывает тебя всего такой приятной доброй теплотой, и ты чувствуешь каждым наносантиметром своего тела, что все обязательно будет хорошо, ведь иначе и быть не может. Именно здесь и сейчас, находясь под палящим, слегка соблазнившимся закатом солнцем, где-то на окраине столицы со своим школьным товарищем, держась за сводящий судорогой живот, я ощущаю это великое чувство.
Учитывая тот факт, что нас неплохо так надуло, мы смеемся очень долго. Затем, когда у нас уже получается более менее шевелить языком, Леха выпрямляется, лицо его делается несколько серьезным, и он произносит:
– Братка, давай пообещаем друг другу, когда бы и что бы в нашей жизни не случилось, как бы мы в будущем не поругались с тобой, мы всегда найдем в себе силы простить друг друга, позвонить, поговорить, и в итоге остаться друзьями… лучшими друзьями.
Видно, что его только что резануло то же самое чувство, что и меня.
– Ты конечно как скажешь чего-нибудь, братэлло, – говорю я заплетающимся языком, улыбаясь и пытаясь осознать всю беспрекословную ценность момента. Повременив немного, я отвечаю: – Ну, конечно же, я всеми руками за. Впервые за все время нашего знакомства ты предложил что-то невредное для здоровья.
И мы, заржав в голос, приобнимаемся.
Fuckulty
То, что делается с вами здесь, делается навечно.
(с) Дж. Оруэлл. «1984»
Я разлепляю глаза. Похоже, это был всего лишь сон. Я сижу, уткнувшись лицом в скрещенные на задней парте руки. Наш курс сейчас на лекции по «Управлению чем-то там» в поточной аудитории типа амфитеатра. Меня будит, толкая в бок, Ванек, мой однокурсник.
Сперва я поворачиваю к нему свою заспанную и недовольную физиономию, но затем чувствую, что стало как-то поразительно тихо.
– Молодой человек! – раскатистым высоким голосом доносит женщина снизу: очевидно, наша лекторша.
Я поворачиваюсь к ней и указываю на себя пальцем, всем видом демонстрируя вопросительную интонацию.
– Да-да, именно Вы. Доброе утро. Спешу Вам сообщить, что у вас сейчас проверочная работа по пройденной лекции.
Я слышу недовольные стоны, вздохи и демонстративные ерзанья за партами, хотя знаю, что большинству совершенно фиолетово на то, что сейчас будет, и будет ли вообще, потому как 90% нашего потока даже не посещало бы эту пару, не люби этот лектор давать неожиданные контрольные, результат которых должен влиять на итог семестра. Наш препод, а вернее преподша – молодая девушка лет тридцати, явно страдающая комплексом неполноценности от отсутствия половой жизни, и потому считающая нас обязанными хоть как-то восполнять эту недостачу. Вся поточка начинает галдеть, и мой оправдывающийся тон заглушается звуком выключающихся айфонов и обтирающих сиденья задниц.