— Как это кто? — владыка открыл глаза.— А монахи! Монастырей по Волге стоит немало. Ведь было мое повеление — ходить в лесные пустыни.
— Если молвить правду, монахи, вместо того чтобы долго и обильно сеять среди язычников слово божье, более предаются лени и тунеядству. Был я в монастыре в Разнежье, вел беседу с игуменом. Мыслит он, что идти к язычникам со словом божьим суть бесполезно и что надо по примеру иных государств веру господа бога нашего утверждать не словом, а мечом...
— Как ты сам мыслишь?
— Вера внедряется в душу человечью, и только словом туда проникнуть можно. Меч в сердцах народов будит страх и озлобление, а сие вере христовой противно. Горячим словом вкупе с добрыми делами тех язычников к вере нашей можно приклонить. Надо слать в лесные пустыни слуг божьих не в гости, а на постоянное житье. Пусть они живут вместе с людьми, пусть с ними зверя промышляют, рыбу ловят, только тогда можно дружбу их приобрести.
— Ты в этом, я чаю, за два года преуспел?
— Жил я долго у горных черемис в одном большом селении. Главой у них человек старый и мудрый по имени Изим. Есть при нем сын Тугейка, а остальные отделены. Властью казанцев сия семья тяготится, а о нашем русском народе они говорят с уважением. Семена добра я у тех людей посеял и верю: дадут они сильные ростки.
Геронтий кивнул головой и снова закрыл глаза.
Шигонька все говорил и говорил. Он рассказывал о том, как живут черемисские люди, какие у них обычаи, какая там земля, реки, леса. А потом приступил к рассказу о Казани.
А вечером молодому летописцу митрополит повелел записать:
— В лето 1467-е в пору царствования Ивана Васильевича прибежал из лесов монах Шигонька. И поведал тот Шигонька про черемисский край. И сидит в нем народ об сю сторону Волги промеж больших гор по удолиям и называется черемиса горняя. Другие же, что сидят об ону сторону Волги, наречат себя черемиса луговая. И все они землепашцы, трудники, злолютые ратники и стрелки гораздые...
Глава первая
ДЕЛА КАЗАНСКИЕ
«И тогда Иоанн князь Васильевич дерзновение принял великое: христианскую веру от варвара, от Ахмата золотоордынского защитить и ответить презрением на ордынские все притязания».
сКазанский лесописец», гл. 9.
ОРДЫНКА
осква-боярыня нежится под ласковым весенним солнышком.
Сходит последний снег, талые воды уносят из кремлевского рва дрянь и нечистоты, скопившиеся здесь за зиму. В Кремле, около Брусяной избы, жилища великого князя Ивана Васильевича Третьего, стоит грачиный галдеж. Шумно и обстоятельно птицы творят дележ гнезд.
В Кремле пустынно. Дворня и челядь, няньки и мамки, боярыни и боярышни толкутся на берегу Москвы-реки, смотрят на половодье. Беспокоить их некому: воевод князь разогнал по поместьям, великая княгиня Мария Борисовна Тверская лежит хворая, а инокиня Марфа — мачеха великого князя — молится в храме денно и нощно за ее здоровье. Сам молодой князь, как только сел, после смерти Василия Васильевича Темного, на великокняжий престол, так с тех пор пребывает в делах и заботах государственных. Мотается по уделам, порядок в своей земле наводит.
А коль тихо в Кремле — тихо и в городе. Сонные стражи либо торчат на башнях, либо полза-
ют по скрипучим ступеням, спускаются вниз, чтобы выпить квасу. Разомлевший от первого весеннего тепла московский люд либо греет свои животы, развалившись на дворах и крылечках, либо бродит по берегам Яузы, Неглинной и Москвы-реки.
После полудня вдруг на весь Кремль — вопль. Из Брусяной избы выскочила дьякова жёнка Наташка Полуектова, простоволосая и испуганная, она пронеслась к храму, вопя и причитая. Распахнув тяжелые двери храма, дьячиха распласталась перед старой княгиней.
— Беда-то какая, княгинюшка-а-а! Марея Борисовна... преставилась.
Марфа поднялась с колен, стукнула посохом о каменный пол:
— Не ври, подлая! Я вчерась ее видела—она на поправку
пошла. И сон мне ночью лучезарный виделся...
— Сгубили княгинюшку, сгубили-и,— выла Полуектова, не
поднимаясь с пола.
— Кто сгубил?
— Ордынка... Более некому. Она коло нее была всю ночь.
— Азейка?
— Она.
— Кто велел? Кто пустил? Куда ты смотрела, подлая? В кипятке сварю!
— Не виновата я! Сама Марея Борисовна позвать ее велела, сама.
Марфа обошла Наташку и, крупно шагая, вышла из храма.
Около Брусяной избы — толпа. Голосят бабы, бранятся мужики, неистовствуют монашки. Одна худая, остроносая, сверкая черными, как уголья, глазами, кричит:
— Мало им, мало! Губят православных в своей Орде! Теперь в сердце наше, в матушку Москву, забрались. На кого руку подняла, нехристь поганая!
Марфа подошла, подняла посох:
— Где она?
— В хоромах лежит. Как живая.
— Ордынка где?!
— У себя запершись сидит.
— Вот мы сейчас с нее спросим.— Марфа гневно махнула посохом в сторону сенных лесенок, толпа, крича и завывая, бросилась к пристрою.
...Еще в пору княжения Василия Васильевича перешли на службу Москве сторонники свергнутого хана Золотой Орды. Хана в борьбе за власть убили, а племянник его Касим прибежал в Москву. Вместе с ним появилась на Руси единственная дочь хана, шестнадцатилетняя Нурсалтан. Касиму великий князь отдал удел на Оке, в Городце Мещерском, а дочку хана оставил при дво-
І"' II 13 том и в другом деянии князь видел резоны: Городецкое (или как его стали звать позднее — Касимовское) хансгво должно ' гать надежной охраной подступов нижнего течения Оки, касимовские конники легко могли отрезать путь отхода ордынцам на Дон и Волгу. Оставляя около себя Ази, князь тоже смотрел вперед — мало ли для чего может понадобиться дочь хана Золотой Орды. Мурсалтан прижилась в княжеских хоромах быстро. Она была не только красива, но и умна, старательна и проста в обращении. Ее имя не привилось у москвичей. Князь стал звать ее просто Ази, что по-гатарски обозначает — девочка. Прочие стали звать ее еще проще — Ордынка.
Молодой князь Иван Васильевич был ей одногодком. Случилось так, что еще до великого княжения он подружился с ней и дружбу му вел до самого конца. Вскоре Василий сына женил. Жену ему взял не по сердцу, а по расчету. Нужно было княжество Тверское ыдобрить, с князем породниться. Мария Борисовна Тверская родичи Ивану сына, после родов что-то с ней случилось, стала она постоянно хворать.
Молодой князь Марию Борисовну недолюбливал, дружбу с умной и ласковой Ордынкой не оставил. Чувствуя нелюбовь мужа, Мария всю вину за это клала на Азейку. Этого мнения держалась н мачеха Ивана — Марфа.
Особенно Ненавидели красавицу Ордынку попы, монахи и монашки. Потом, когда Иван стал великим князем, дружба его с Ази еще более окрепла. Иван Васильевич, не в пример отцу, много учился. Василию Васильевичу в молодости было не до книг — по- гряз он тогда в делах межусобных. А когда Шемяка ослепил его,, инда и вовсе не до ученья. Так и умер отец Ивана неграмотным. Пи сыну в учении не препятствовал и даже поощрял. Кроме своих, ученых людей, приставлены были к нему иноземные учителя, и цс і нл Иван к престолу радетелем всяческих наук. И так получилось— все, что он узнавал нового и полезного, стал передавать А пі і ке. Учил ее и сам от нее учился. Грамоте арабской, языку (ф імнскому. Ее тоже читать и писать выучил по-русски. Случалось,, ми» в один вечер они читали сначала Ветхий завет, потом Коран,. Пик го, особенно женщины, не могли понять, что дружба Ивана и, Л пі держатся на любви к познанию. Многие думали, что между, ними стоит великий грех, что происходит от постели.
Когда великая княгиня занедужила — всем казалось, что вино- ниш и этом Ордынка. Тут, мол, и ревность сушит княгиню, а может, и мирна. Ордынки-де на это большие мастерицы.