Второй костыль был при тебе. Каким-то чудом, опираясь одной рукой на него, другой — на спинку кровати, ты приподнялся с постели.
Ноги свои и не свои. Как будто их отсидел. Они держали огромную, непомерную для них телесную гору — и ты на минуту поверил, что они у тебя просто занемели, и сейчас все будет, как до болезни, до несчастья.
Ты еще успел протянуть руку, щелкнуть шпингалетом окна, распахнуть раму и со звуком кузнечных мехов вобрать в себя чистые струи раннего часа. Потом с ногами что-то случилось. Их вообще не было. Одно твое воображение. Или превратились в пар?
Костыль твой загремел, и ты повалился на койку охнувшего соседа. Сосед прикрывал руками шов на животе и матерился, но ты молча ворочался рядом.
— Мягко упал, — сказал ты наконец. — Проклятые, подогнулись.
Но уже кто-то распахивал два остальных окна, запах химической лаборатории улетучивался, звучали голоса сестры, молодой нянечки, дежурного врача. Беспалов твердил, что были задеты в потемках и разбиты реактивы.
— А зачем они здесь? — спрашивали его.
Но не разбираться же на рассвете!
Дежурный врач сел возле койки Беспалова.
Чуть попахивало реактивами сквозь запах мокрой листвы и листьев.
Кто-то уже снова спал…
3
Уже днем, трогая разбитую губу и черный синяк на руке, Беспалов поморщился:
— Бросить такую тяжесть! Ты мог бы меня убить.
Ты смущенно пошевелился:
— Представь, не успел подумать.
Беспалов улыбался, но, слава богу, не как дурное видение — не по-ночному. Осторожно поднялись углы рта: больно.
— Ты и летаешь так, не думая?
— Бывали дела…
Палата внимательно прислушивалась. Сначала все отводили от вас глаза. Трудно понять крутые обвалы отчаяния, влекущие за пределы жизни, когда у самого простой аппендицит. Но тем быстрее менялся к тебе Беспалов.
Ты, Олег Николаевич, сидел на койке, то надевая, то снимая крепящие аппараты, когда он спросил:
— А ночью? Ночью вставал без них?
Ты кивнул.
— И ведь какое-то время стоял?
— Ну! Чего не сделаешь сгоряча.
— Сгоряча вторые ноги не появятся.
— Значит, можно и на этих.
— И упал! — возразил Беспалов.
Лоб его разделился складкой надвое. Пусть размышляет. Кандидату наук разобраться легче. Других больных так заинтересовали его вопросы, что все подобрели.
— Медведева не узнать! — сказал шофер Володя. — Скоро начнет бродить по палате и костылями наводить порядок.
Все засмеялись. Ты тоже улыбнулся, с самого утра неотступно думая о чуде своего ночного вставания. Поговорить об этом было не с кем — дежурный врач, главврач и пришедшая вместо лечащего врача Лилиана Борисовна целое утро занимались выяснением обстоятельств ночного ЧП. А Ольга Николаевна так и не пришла.
Вчера у нее был больной вид, и все же она проработала до обеда. От нее впервые шло ощущение спешки, нетерпения — или то было что-то другое? Глядела как-то вскользь, даже не на тебя, а только на твои руки и ноги. Это раздражало.
Минута за минутой, час за часом наблюдая Ольгу Николаевну, разглядывая ее от челки на лбу до тонких щиколоток, ты все более удивлялся: «Разве она красивая? С чего я взял? Вот Лилиана Борисовна — настоящая красавица. А эта хватает руками, как плоскогубцами»… Твое недовольство ею быстро, однако, распространилось на всех женщин: «А!.. Лилиана Борисовна тоже… Щеки. Ну, голубые глаза чуть не у самых ушей. Мало!»
Когда же Ольга Николаевна попрощалась и пошла к двери, ты, немного утомленный работой, даже не ответил ей, но услышал, как она с кем-то поговорила за дверью.
Речь была о каком-то Клещикове и еще почему-то о пиве.
И только сегодня в памяти всплыла она перед тобою вся — бледная, как ее халат, измученная и, скорее всего, несчастная.
Но вместо нее рядом стояла Лилиана Борисовна, звучал ее двойственный — прохладный и нежный голос.
— Говорят, вы уже поднимались? Я рада, Медведев. Однако без креплений нельзя: покалечитесь.
— Я-то думал, со мной произошло чудо…
— В какой-то мере, — сказала она, включая принесенный аппарат. — Но особого чуда нет, просто у вас восстановительные процессы пошли быстрее, чем предполагалось. Дайте посмотреть, как вы надели крепящие… Так! Техника — это по вашей части, верно? А теперь пойдемте походим.
Она поддержала тебя, пока ты выпрямлялся.
…Вот ты и стоишь возле своей койки, как матрос у причала. До чего же ты отвык глядеть стоя, сверху вниз, свободно поворачивать голову, не подпираемую подушкой! Правда, ты уже тренировался в положении сидя и все же ощутил теперь головокружение, как если бы стоял на большой высоте и собирался ступить на протянутый канат. Лилиана Борисовна тебя не торопила. Прошло несколько минут, пока ты привыкал, оглядывал свою фигуру, свои ноги, ряды коек и больных, которые смотрели на тебя, словно спортивные болельщики на бегуна. Ты набирался сил и примеривался, как сделать первый шаг.