– Или вы… – Фанни заглянула в его серые глаза и обнаружила, что они вовсе не такие уж холодные, как ей сначала показалось: на самом деле они были серо-голубые, ясные. Настолько ясные, что Фанни с легкостью смогла кое-что в них прочесть, поэтому она затаенно усмехнулась и решительно продолжила: – Или вы намерены таким образом выяснить, замужем ли я, сколько у меня детей и будет ли кто-то нам мешать, если я приглашу вас к себе?
Забавно было наблюдать за его лицом. Мгновение на нем еще оставалась приклеенной вежливая улыбка – маска, за которой совершался торопливый перевод. Но вот смысл слов Фанни дошел до незнакомца, и он оторопел… Однако Фанни сразу поняла: это вовсе не была оторопь отвращения. Да, сначала незнакомец растерялся от неожиданности, но через миг дерзкая (о да, на сей раз без сомнения дерзкая!) улыбка тронула его четко прорисованные губы:
– Ну да, вы угадали, мадам. Я именно это хотел узнать. Видите ли, я только недавно прилетел в Париж. Дела мои идут не так хорошо, как хотелось бы, и я чувствую себя невероятно одиноким…
Сначала он смотрел в глаза Фанни, а потом перевел взгляд на ее грудь, и она вдруг ощутила, как напряглись у нее соски. Тогда Фанни тоже перестала таращиться в его улыбчивое лицо и перевела глаза туда, куда ужасно хотят, но стесняются посмотреть все приличные женщины. А поскольку Фанни вовсе не считала себя приличной женщиной, она решительно посмотрела на ширинку его джинсов.
О-очень интересная картина! Если соски Фанни вполне могли напрячься от холода, который пронизывал ее все сильнее, то вот эта выпуклость, видная меж полами щеголевато распахнутой куртки, вряд ли объяснима чем-то иным, кроме…
«Странный мужчина, – успела подумать Фанни, чувствуя, что у нее пересыхают губы. – Может быть, какой-нибудь маньяк? Надо отправить его к черту!»
Лучше бы она так и поступила! Ведь на его счету уже была одна смерть, хотя кое-кто был убежден, что даже две… Другое дело, что в этих смертях он был неповинен, вернее, в одной повинен лишь косвенно, а к другой вообще не имел никакого отношения, кроме того, что присвоил нечто, принадлежащее мертвому… Ну, так или иначе две чужие погибшие жизни влачились за его плечами, словно две черные неотступные тени, а скоро к ним прибавится и третья…
Итак, Фанни подумала, что не худо бы отправить этого легко возбудимого мужчину к черту. Но то был последний проблеск здравого смысла перед тем, как она влюбилась в него – так сказать, с первого взгляда.
Впрочем, она всегда влюблялась в своих мужчин с первого взгляда. В крайнем случае со второго – открыв затуманенные глаза после секса (если секс бывал удачен). Однако ничего подобного тому, что Фанни испытывала сейчас, с ней еще не происходило! Правда, она всегда пребывала в уверенности, что ничего подобного тому, что происходит в данный момент, с ней еще не происходило. Новое платье – всегда самое лучшее, это знает каждая женщина.
Лоран, это и был Лоран… Или не Лоран, какая разница! Фанни его так называла, чтобы не ломать язык на его настоящем имени, но все – все! – больше ей так называть некого. Его больше нет в жизни Фанни, она потеряла его по собственной дурости, потеряла меньше чем через полгода после того, как обрела, после того, как поверила, что может наконец-то стать счастливой. И вот с тех пор она каждый день продолжает прибегать по утрам на Пон-Неф, жадно отыскивая глазами широкоплечую фигуру, и темные волосы, и промельк улыбки в серо-голубых глазах, а не найдя Лорана, снова и снова приостанавливается около каменной скамьи, смотрит на зеленую воду Сены (в Сене всегда зеленая вода, зимой и летом, весной и осенью, в дождь и при солнце) и думает, что настанет, обязательно настанет наконец день, когда она или дождется здесь Лорана, или все же перегнется через парапет слишком сильно, так что носки ее кроссовок оторвутся от мостовой, и Фанни потеряет равновесие, перевалится вниз… Но она не даст своему телу задержаться на спасительном выступе, а скатится с него, рухнет в темно-зеленую стынь Сены, которая сразу отнимет у нее дыхание… а потом ее рыжие волосы и бледное лицо сведут с ума раннего прохожего, к примеру, туриста-японца, который будет таращиться на нее с какого-нибудь другого моста, например, с Пон-дез-Арт или Пон-дю-Карусель, и думать, есть, мол, нечто жуткое и завораживающее в этой картине – утопленница, несомая течением…
Фанни передернула плечами, отгоняя привычно наваливающийся на нее утренний кошмар, еще раз негодующе взглянула на тщедушного наглеца в сизых джинсах, который занял священное для нее место, и совсем было собралась бежать дальше, так и не исполнив непременного утреннего ритуала, как вдруг заметила, что парень слишком уж перегнулся через парапет. Носки его кроссовок почти оторвались от мостовой, он вот-вот рухнет вниз.
И он склоняется еще сильнее! Он с ума сошел!
Валерий Сергеевич Константинов умер в ночь на понедельник, 31 января, на четырнадцатом месте четвертого купе шестого вагона скорого поезда «Нижегородец» сообщением Горький – Москва (несмотря на то, что Нижний Новгород давно обрел свое историческое название, железнодорожники упорно продолжают именовать его Горьким, то ли для скорости произношения и написания, то ли еще по каким-то своим тайным железнодорожным причинам). Смерть Константинова на первый взгляд выглядела вполне естественной – никаких следов насилия и прочего криминала: уснул человек и не проснулся. Тихая, милосердная смерть. Между нами говоря, кто из нормальных людей, срок земного бытия которых с каждым годом становится все короче, не мечтает о такой тихой смерти – конечно, желательно бы не в вагоне поезда, пусть даже скорого и даже сообщением Горький – Москва, а в собственной постели… но это уж кому как повезет. Можно было бы считать, что Константинову тоже повезло, хотя вроде бы рановато умирать пятидесятипятилетнему мужчине. С другой стороны, всякое бывает, и вообще, процент ранних смертей у мужчин куда выше, чем у женщин! Однако работникам милиции по долгу службы положено предполагать криминал даже там, где его нет и быть не может. Ведь Константинов вполне мог быть, например, отравлен. Конечно, вскрытие покажет причину, но ситуацию однозначно делало подозрительной исчезновение попутчиков покойного.
Впрочем, в том, что на месте не оказалось двоих из них, ничего подозрительного не было: они сошли на своей станции в половине шестого утра. Копии проездных документов у проводницы сохранились: билеты ровно неделю тому назад приобрели супруги Шаповаловы, пенсионеры, решившие навестить внука, которому 31 января исполнялось восемнадцать. Конечно, вполне могло статься, что Шаповаловы нарочно подгадали поездку к тому времени, когда Валерий Константинов отправится по каким-то неведомым своим делам в Москву, и совершеннолетие внука было не более чем попыткой создать алиби, однако свои билеты они купили на два дня раньше, чем покойный Константинов. Купить билеты на два дня раньше и оказаться в одном купе с будущей жертвой – это устроить не так-то просто… Либо следует предположить участие в деле сообщника из числа железнодорожников, например билетной кассирши, либо такую степень совпадения случайностей, которой не отыщешь даже в романчике какой-нибудь дамы-детективщицы, самой пылкой любительницы невероятных совпадений.
Пожалуй, Шаповаловы как кандидаты на роль преступников отпадали изначально. Самое большее, на что они годились, – это быть свидетелями.
Вот только свидетелями чего?
Но пока бог с ними, с Шаповаловыми, тем паче что они ни в чем не повинны.
Гораздо больший интерес у дознавателей вызывала личность еще одного попутчика покойного Константинова – четвертого пассажира купе, ехавшего на шестнадцатом месте. Хотя бы потому, что эта самая личность оказалась неизвестна. То есть потом, после соответствующего запроса, из данных, сохранившихся в компьютере, выяснилось, что билет на данное место был продан некоему Ломакину А.Н. (номер паспорта такой-то, прописан в Нижнем Новгороде там-то). Учитывая, что Ломакин покупал билет почти одновременно с Константиновым и даже в одной кассе с ним, упомянутый гражданин вполне годился на роль объекта милицейских розысков. Однако вся странность состояла в том, что Ломакин на своем месте не ехал! То есть, когда поезд отошел от вокзала и проводница начала проверять билеты, оказалось, что пассажир не явился к отправлению.