Подъезжая к вокзалу, Маркус сбавил скорость. Но он не торопился останавливаться. Ночной вокзал, обычно в любое время суток встречающий разноголосой суматохой, перестуком прибывающих поездов и гудками паровозов, сейчас подозрительно молчал. Не было вечно торопливых пассажиров, которые идут и идут. Только женский голос оглашал пустую площадь из громкоговорителей.
Было поздно сожалеть о том, что асаг успел проявить себя перед хозяевами клуба. Если они сумели понять, кто попал в их сеть, их гнев будет поистине ужасен! При мысли о Ковене Врачей Маркус даже точно не мог сказать, кого больше не любит: их или Врага.
Даже, если Врачи не опознали асага, то его потенциал не мог остаться незамеченным, поэтому Рое они не отпустят. Не только потому, что он у них прямо из лап вырвал бесценную добычу, но и ввиду сопутствующего ущерба.
Асаг, в попытке воплотиться, привлек внимание не только гетерия и серых пиджаков, но и законов мироздания. Враг выплеснул силу, а мир ответил ему. Действие вызывает противодействие. Невидимый механизм провернулся.
Ранее законы мира не обращали внимание на эфемерных тварей, подобных мареву в ночном клубе, которое, в свою очередь, Врачи использовали для перекачки энергии из несведущих зевак в своих слуг. Теперь же, как представлял себе Маркус, медный таз практически накрыл мир, оставив лишь мизерный зазор. Его уже не хватало для паразита.
Стоя над телом поверженного асага, Рое видел гибель марева. Темное, безобразное тело росло, непропорционально набухало и затем лопалось пустыми пузырями, осыпая танцпол черным пеплом. Паразит умирал в криках сотни глоток! Кричали от боли все, кто получал от марева украденные силы. Никто не думал о цене до этого момента. Расплата застелила взор, заглушила слух и сожгла заживо невидимым огнем. Для кого-то эта пытка оказалась смертельной.
Так асаг, невольно, помог в побеге гетерию. Все те, кто мог помешать уйти Маркусу, корчились на полу в невыносимых муках. Не чувствовал гетерий жалости к ним и уверенно переступал через людей. Остальные же, кто был на этом празднике жизни лишь пищей, стояли в растерянности или пытались оказать страдающим хоть какую-ту помощь.
Уходя, Рое не забыл утащить с собой тело асага. Он без проблем покинул «Цирцею». Только у самого выхода, в коридоре с каменными стражами, у гетерия возникла короткая заминка.
- Охотник, ты нашел, что искал? - слова исходили от скульптуры танцующего полукозла-получеловека.
- Да, - сухо ответил Маркус. Когда-то белоснежные, статуи, полностью покрылись паутиной трещин, целые куски камня отваливались, превращая изящные фигуры дев и атлетов в безобразное зрелище раскуроченных трупов людей. Стражи были мертвы. Законы мира были и к ним непреклонны. Лишь сатир устоял, хоть и его тело то тут, то там расходилось, открывая серое мраморное нутро. Сил остановить или хотя бы задержать Маркуса у него не оставалось.
- Освободи меня, - попросил сатир.
Наверное, запирающие скрепы были уничтожены, и дух вернул себе свою волю, но не мог покинуть проклятый камень.
- Это не в моей власти, - Маркус не останавливался для разговора и упрямо волочил тело к выходу.
- В твоей, Убийца, - гетерий остановился. Ему стала понятна просьба сатира. - Моя свита погибла. Мир жесток, забрал их и оставил меня. Я должен уйти за ними. Должен.
- Для тебя это путь в никуда.
- Я знаю, что мне уже не гулять по солнечным лугам и не целовать прекрасных нимф. Между рабством и забвением. Последнее мне милее.
Маркус молча бросил взгляд на мраморную статую танцующего лесного духа, он не был готов тратить время на раздумья. Тяжелой рукой он достал пистолет и провернул барабан до нужного патрона.
- Прощай! - пуля точно вошла в грудь в области сердца. Скульптура шумно рассыпалась на части, поднимая облако каменной крошки. Светлым отзвуком свирели, сатир растворился в окружающем мире.
Маркус, стараясь не оборачиваться, подхватил свою нелегкую ношу и направился к выходу. За его спиной медленно оседала пыль.
[1] Из стихотворения «Ночь - преступница и монашка...» Марии Цветаевой.
Глава 1.6 Александр
Беспрестанно звонил колокол, разнося безжалостный звон. Слушать его не было сил! Звон раскалывал голову, заставлял скрежетать зубами. Во рту чувствовался металлический привкус и чего-то непонятного, соленого.