–Я…да, – Роман вздохнул, – я мало сплю.
–Я тоже. Что не даёт вам сна?
Что не даёт сна? Да буквально то, что он вампир и в принципе не очень-то нуждается во сне! Но так не ответить, надо лгать:
–Размышления, – и ещё надо сказать правду, хотя бы частично, – о прошлом.
–Быть слугой Престола – тяжёлый выбор, – Томас ответил неожиданно мягким тоном, – не каждому дано выбирать этот путь, ещё меньшему количеству людей дано пройти его до конца. Это кажется со стороны, что мы только сидим, опрашиваем тех и этих, ведём протоколы, расследования и составляем отчёты. На нас ответственность. Ответственность за души и жизни.
Никогда Варгоши не слышал таких слов, да и ответственность для него существовала только одна – за свои поступки, и то, он всячески перекладывал её на других, шёл на сделки, искал защиту.
–А почему вы не спите? – спросил он с интересом, запоздало сообразив, что вопрос, наверное, нетактичный.
–Я? – Томас будто бы удивился, – что ж, брат роман, я не сплю потому что меня терзают мысли. Например, мысль о том, что люди тратят на сон ужасно много времени. Если бы они имели долгую жизнь, или жизнь вечную, это было бы объяснимо, но так…
Томас покачал головой, а Роман не удержался от возмущения:
–Ничего нет хорошего в долгой жизни!
И спохватился. Ночь, непривычная обстановка, присутствие рядом необычного человека, в голосе которого звучала серьёзная усталость, показывали самому Варгоши как он безнадёжен и слаб, как смешон. У него-то долгая жизнь, пуст и посмертная. И чего он сделал? Чего достиг? А тут человек с убеждениями страдает бессонницей, жалея краткость своей жизни.
–Я хотел сказать, что долгая жизнь – мучение, – нашёлся Роман, заметив, как смотрит на него Томас.
–Ты ещё табличку повесь: «я – вампир!» – посоветовал ехидный голос принца Сиире и Роман вздрогнул, поморщился, пытаясь заглушить этот ставший вмиг неприятным голос, вызвавший ещё недавно трепет в нём.
–Вы правы, – холодно согласился Томас, – долгая жизнь – это не просто мучение, но ещё и оскорбление неба. Людям не дано долгой жизни, так нечего о ней молить.
–Вот засранец! – прошелестел Сиире.
Сиире-то знал, в отличие от Варгоши, что сам Томас тоже живёт слишком уж долго для человека, по одной простой причине – он не человек! его искренне возмущали слова Томаса, но причину возмущения он, конечно, раскрыть не мог.
–Извините, я не хотел вас обидеть, – Варгоши не извинялся искренне очень давно, если вообще извинялся. Если отец требовал от него извинений за деяния вроде «нежелания пить кровь ребенка», Варгоши извинялся, но от страха, также было и с Советом, который ещё терпел его собственные выходки. Но сейчас Варгоши извинялся сам, по своей воле, не из страха, а от смущения и перед кем? Перед человеком!
Сиире мрачно молчал, уже смутно жалея, что не послал Варгоши на раннее запланированное дело. Тут что-то шло не так. Но с другой стороны, один разговор – это ведь ещё ничего, и потом, это Варгоши – трус и ничтожество, да что он сделает? А так может удастся чего узнать!
–Меня нельзя обидеть, – заверил Томас, – у меня есть свой долг перед народом и небом, и обида ослабляла бы мой путь.
–Пафосный индюк! – не выдержал Сиире, но его замечание прошло незамеченным для Варгоши.
–На вас большая ответственность, – сказал он, чтобы что-то сказать. Молчать не хотелось, в молчании было что-то настолько искреннее, настолько правильное, что становилось страшно.
–На каждом из нас ответственность, – ответил Томас. – И от этого бессонница. Вы видите мир, брат Роман?
–Я вижу деревню.
–Разве она не часть этого мира?
Роман Варгоши ощущал себя всё больше и больше ослом.
–Видите дома? – допытывался Томас. – Спящие окна, тишину эту слышите? Буквально через несколько часов вернётся жизнь, раскроются ставни, начнётся выгул скота и утренние хлопоты. Что вы думаете о них?
Варгоши не думал о таком примерно никогда и неопределённо пожал плечами:
–Это хорошо.
–Хорошо и красиво, – согласился Томас, – вы верно заметили. Это хорошая часть мира, но кто-то не проснётся…вы знаете, что недавно было совершено в этом мирном месте?