Выбрать главу

В этом его грех, великий грех!

–Тебе нужно на исповедь, – замечает Томас, и Роман кивает, благодаря одним взглядом своего наставника за такую чуткость.

Исповедь – это хорошо. Это нужно душе и плоти. Это отрезвление и боль, а боль – это ещё один шаг по длинному пути искупления за свою поганую тёмную сущность.

Лоу смеётся. Хрипло, точно каркающая ворона, неприятно:

–Пёсик-пёсик…– но смеётся она зря. То, что Томас не позволяет её убить сейчас же, не означает того, что он не сделает ей больно.

Смех Лоу обрывается на полуноте, словно ей зажимают рот рукой, он сменяется криком – рваным и резким криком, полным боли, новой боли.

Не до шуток ей больше. Никому не до шуток и не до воспоминаний, когда вкручивают в разверзнутые кровоточащие запястья ещё и раскаленные, освященные в святом огне гвозди. Не до шуток когда больно.

***

–Её казнят на рассвете, – сообщает Томас спокойно, когда караул заступает на свой пост. Сейчас Лоу в таком состоянии, что её охрану можно поручить хоть ребёнку – ближайшие часы она всё равно себя из кусочков не соберёт. Да и для того чтобы начать собираться надо сначала в чувство прийти, а она без сознания, где-то в тёмном мире, куда её унесла предусмотрительная тьма, прикрывая от гнева и боли.

–Как это будет? – Роман Варгоши старается перенять от Томаса и поступь его шагов, и скорость его движения, и даже этот спокойный, полный веры в свою правоту тон.

Получается пока слабо, но Варгоши гордится собой, чувствует, что находится на правильном пути и ему наконец-то комфортно.

–Так, как и всегда в таких случаях. Соберут костёр на городской площади – каждому разрешено принести связку сухих листьев или прутьев для костра. Её приведут и скуют освящёнными цепями, она не сможет дёрнуться, не сможет никому навредить. Откровенно говоря, я поначалу даже думал о том, чтобы ей и рот закрыть, но крик – это свидетельство очищения…– Томас задумчив. Он понимает, что если Лоу соберется к рассвету из собственных обломков, то будет браниться и кричать гадости, в том числе и о том, что он вампир может брякнуть. Но с другой стороны – никому и никогда Томас не отказывал в праве на крик, как и не отказывал ему самому Святой Престол, когда загорелся его костёр.

Это просто неправильно, если он не позволит ей кричать. В конце концов, разве так важно что там крикнет полоумная вампирша? Народ едва ли поверит ей! Так что нет, отказывать в праве на последние крики нельзя – это трусливо и безбожно!

Она заплатит завтра за свои грехи, за грехи своей сути костром, так к чему лишний раз издеваться и лишать её опоры в виде возможности кричать всё что вздумается, кричать в последний раз?

–Так что рта ей никто затыкать не будет.

–А если она скажет лишнее? – у Романа в голосе прозвучала осторожная трусость.

–Пусть, – отмахивается Томас, – ей держать ответ перед людьми, что соберутся на площади, чтобы посмотреть на её смерть, а после – держать ответ перед богом. Кто мы, в конце концов, такие, чтобы запрещать ей кричать в последние минуты перед судом великим и страшным?

У Варгоши даже дух перехватывает от такого подхода и бесстрашия.

«Велик, воистину велик!» – с восхищением думает он и надеется на то, что однажды всё-таки сможет стать таким же каменным и найти путь, настоящий путь к свободе.

–Ей объявят приговор, – продолжает Томас, не зная о мыслях в голове Варгоши, – далее ей предложат покаяние. Но, скажу честно, что с её казнью для нас только начинается работа.

–Ну да…Совет ведь, – неумело соглашается Варгоши, всё ещё завороженный тем, что Томас, могучий Томас, общается с ним как с равным.

–Нет, брат Роман, дело не в Совете. Совет – это клоака, это сборище мерзавцев и подлецов, которые никогда не вступаются друг за друга, зато с удовольствием пользуются слабостями друг друга.

Варгоши согласен. Он вспоминает Цепеша, вспоминает Агареса… кто из них был хотя бы раз с ним честен? А Сиире? Нет, они все стоят друг друга, они все используют друг друга и пытаются использовать его! Вот и всё! И никто никогда не хотел всерьёз заступаться за него. Только использовать, чтобы в нужный момент убрать. Такое же было и с Крыткой Малоре, в итоге убитой Томасом, и такое же было с пропавшим Агаресом…