–Это приказ, – подтвердил Томас. – Приказы надлежит исполнять, не забывай этого, брат Роман!
Вот теперь до Варгоши дошло. Его отстраняли. Нагло указывали ему его место, напоминали, что он может быть одет во что угодно, но это не сделает его равным тому, кто его привёл. И приказы отдавать ему будут ещё очень долго и очень многие. Вампирское самолюбие Варгоши было уязвлено, но он не стал продолжать конфликт, лишь склонил голову, демонстрируя покорность, но глаза его всё же полыхнули ненавистью. Благо, Эва этого не видела.
–Дело, конечно, ваше, – осторожно заметил Гвиди, когда Варгоши уже отошёл на двадцать шагов, и мог не слышать их, – но я бы на вашем месте не спешил бы делать его…ну, чистым.
По заминке Гвиди было понятно, что ему и самому неловко произносить эти слова, ведь очистительный костёр, который он имел в виду, указывал и на сущность самого Томаса, которого Гвиди, вообще-то очень ценил и уважал.
–Ничего, – успокоил его неловкость Томас, – мы посмотрим на его поведение. Займись девочкой, я зайду позже.
Гвиди больше не спорил. Он взял Эву, та ещё раз оглянулась на Томаса, но он, хоть и чувствовал её просящий взгляд на себе, всё-таки нашёл в себе силы не обернуться, и поспешил закончить некоторые бумажные дела, которые требовали его вмешательства.
Всё, однако, было сделано им сквозь пелену размышлений. Его мысли были не там, и не с бумагами. Его чертовски занимал вопрос об Эве – как она поняла про короля Стефана? Были ли у короля вампиры и если да, то зачем? Как она достигла их земли? И, самое главное – почему она не боится Томаса, ведь он и сам вампир?
Так что, наскоро покончив с основными делами и отвертевшись от череды новых, Томас поспешил к девочке. Гвиди указал ему расположение маленькой гостевой комнатки. Эва уже не спала, а наполовину опустошенные тарелки говорили ясно, что она уже насытилась. Она ждала. Уже переодетая, причёсанная – всё явно заботами Гвиди, готовая к встрече с Томасом.
–Рассказывай, – велел Томас. Он решил не говорить с Эвой как с маленькой девочкой, решил не заискивать и не выпрашивать правду, решил не путать её ложью. Может быть, это было неправильно для детских сердца и ума, но Томасу смутно казалось, что с Эвой лучше держаться откровенно.
Эва покорно и последовательно рассказала о том, как случайно встретилась с двумя вампирами, навестившими короля Стефана.
–Как ты поняла, что это вампиры? – задал вопрос Томас. Это был важный вопрос и для него самого, и для всего вампирского сообщества.
–У них были глаза…такие, – Эва как-то неуверенно раскрыла ладони, поднесла их к своему лицу.
–Красные? С огоньками? – уточнил Томас. Становилось яснее – вампиры не ожидали встречи с девочкой, видимо, инстинкты выдали их.
Эва закивала и ещё раз попыталась показать какие именно глаза были у вампиров.
–Короля Стефана надо арестовать и казнить! – заявила девочка. – Он водится с вампирами.
–Ты знаешь, о чём они говорили? – спросил Томас, едва-едва улыбаясь. Очень уж забавной выглядела маленькая девочка, рассуждая о казни короля.
–Нет, – признала Эва.
–Тогда ты не можешь сказать, что король Стефан виновен, – Томас развёл руками. – Понимаешь, они могли прийти к нему с каким-нибудь предложением или вопросом. Ты говорила о свёртке? Может они приносили его в дар, да король его отверг?
Эва притихла. Когда подобное звучало от Томаса, то звучало куда убедительнее, чем в её собственных мыслях.
–Король Стефан вызвал нас на борьбу со злом, которое сгубило его дочь, – продолжал Томас. – Его дочь убил вампир. Неужели ты думаешь, что после этого он примет вампиров как своих друзей?
Теперь Эва уже сникла. Её так захватила идея того, что король Стефан однозначно преступник и его надо судить и сжечь за связь с вампирами, что она не представила даже толком никаких других обстоятельств. Теперь она чувствовала себя виноватой, а ещё – дурой.
Пытаясь хоть как-то себя оправдать, она осталась на своём:
–Все вампиры плохие!
Упрямство! Мол, вот вам моё последнее слово!
Томас вздохнул. Он не знал и сам стоит ли раскрывать девочке свою суть. С точки зрения логики и здравого смысла это было ни к чему, а с точки зрения какой-то внутренней совестливости? Он чувствовал, что будто бы обманывает её, оставаясь в её глазах не тем, кто он есть на самом деле и от этого липкого чувства ему хотелось избавиться.