Выбрать главу

Почему-то на памяти Томаса никто из мятежников – градоправителей, королей, графов, князей, управителей селений – никто не верил в то, что Святой Престол будет мстить, что заявится он не просто уточнить о новых соглашениях и не с попыткой договориться, а с местью, и даром всё то, что он будет говорить при встрече, и даром улыбки делегации, насквозь лживые. Не подмечают мятежники ни скрытых в плащах мечей, ни кинжалов, хитро вложенных в рукава, ни насмешливых взоров прибывших…

Томас иногда думал что мятежники не хотят этого замечать, что понимают они свои преступления и от того что считают себя сами преступниками, становятся слепы и глухи, желают выслужиться перед прибывшими, потчуют их лучшими блюдами и винами.

А наутро пожарища скрывают перерезанные глотки или отравленные туши никчёмных мятежников и их приближённых…

Сколько раз это было? И сколько раз повторялось вопреки тому, что уже случалось? Томас не понимал – ну закрой ты врата, ну обыщи слуг, налей себе вина сам, и уже всё будет иначе! Уже слуги будут действовать куда более открыто, а там шансы равнее!

Но нет. Глупость одна и та же! доверие! Надежда на то, что пронесло. Неужели это свойственно людям?

Томас не понимал, зато видения его были остры – они знали как и он сам, что и в этот раз всё будет тихо, и что впустят Романа Варгоши с его делегацией в замок, и приведут к королю Стефану, и заведёт Варгоши ничего не значащий разговор, мол, Святой Престол желает предложить вам то и это, обновить соглашения о том и другом, и вообще…

Томас обнаружил себя у стены. Какая эта была? Он не знал. Знал лишь, что дело Варгоши осложнится – король Стефан признает Романа, увидит в нём убийцу своей дочери. Как её там? Мела? Мелина? Мирела. Да, кажется так. Впрочем, Томасу-то какая разница?

Это у короля Стефана мир рухнул, разделился на две жизни – до трагедии и после, а Томасу всё едино!

Но Томас не сомневался – Стефан узнает Романа Варгоши. И тогда…кого же он казнил? Он не задастся вопросом? Стерпит ли? С кем заключил договор?

Томас прислушался к себе, пытаясь представить, как он повёл бы себя на месте короля Стефана и предположил, что он бы лично сдержался и мстил бы кострами, на которых горели бы собратья лжеца – то есть вампиры.

Но он и не терял дочь! У него её вообще не было, ровно как кого-то близкого в принципе!

Хотя, не было ли?

Томас представил, что девочку Эву, сиротку, несчастную, знающую его секрет, сейчас бы убил какой-то вампир, а после…

Ему было страшно от этих мыслей, но он заставил себя представить всё в красках – и выпитое её тело, и испуг, и тихую, нетронутую пороками жизни кровь.

–Порву…– пообещал Томас непонятно кому, и видение услужливо подсказало ему сцену расправы Варгоши над королём Стефаном. Тот не сдержится – Томас это ясно видел, он сам бы не сдержался на его месте, и сорвал бы любые переговоры, значит, поднялась бы стража, вбежали бы солдаты. Но что толку, если в числе врагов вампир?

Впрочем, от этого может быть и плюс! Ведь если подумать – такое нападение к лучшему: братья по кресту увидят суть Романа Варгоши и возмутятся. Они поймут что он вампир. И не простят.

И не будет никакого очистительного костра Роману Варгоши! Будет только презрение от братьев, а то и суд от них.

–Ты так думаешь? – Гвиди оказался рядом слишком внезапно. Томас мог его бы и убить, если был бы менее сдержанным.

Но он не убил. Зато обнаружил себя сидящим прямо на полу, жалко сползшим по стене, словно он смертный какой!

–Что…– Томас закашлялся. Смущение от собственного вида и внезапное обнаружение Гвиди было очень уж неловким для него.

–Ты тихо говорил…я думал, что у тебя крыша едет, но понял, что ты размышляешь, – объяснил Гвиди. – Так что, думаю, я вправе вмешаться.

Томас молчал. Он чувствовал себя жалким и ничтожным. Он не понимал, как люди могут жить с таким унизительным состоянием.

–Я тоже думал, что наши братья погнали бы вампира из своих рядов. На этом держалась твоя легенда. Но теперь я другого мнения. Враг, ставший на сторону креста – это страшно. Враг, показавший себя другом и беспощадным карателем – это то, что сейчас им нужно. Я боюсь, что они не погонят его, а принесут на руках.