– Да пошёл ты! – Гвиди хотелось крикнуть, но крик потонул в шёпоте. Оказалось, что горло пересохло. Он закашлялся.
– Глупец! Безумец! – Томас всё не успокаивался, и когда он вдруг осёкся, Гвиди даже решил, что наконец-то оглох – его выходка перестала ему казаться героизмом сразу, как только Томас впился ему в запястье клыками. Из попытки спасения она стала чем-то мерзким, грязным, от чего ему ещё предстояло оттереть израненную руку.
Но почему замолчал Томас?
– Это странно, – сдавленно сообщил Томас и Гвиди соизволил взглянуть на странность.
Изуродованный, оборванный как будто бы невидимой лапой бок, больше не истекал чернотой. Медленно, словно неспешные бабочки шнуровали, он затягивался, нарастала новая мёртвая плоть…
– Мерзость…– отозвался Гвиди честно и перевязал кровоточащую руку полотенцем, брошенным на пол кем-то…когда-то. – Какая же мерзость.
Гвиди не заметил как жадно проследил за его взглядом Томас. Да, они были друзьями, соратниками, и Гвиди всегда был на его стороне. Но в нём текла тёплая, желанная кровь. И это всегда будет их разделять. Одного от другого. Пропастью.
– Зря ты так, – уже спокойнее сказал Томас. – Ты мог погибнуть. Вампир в болезни себя не контролирует.
Гвиди мотнул головой – он уже понял, к чему говорить-то?
– Но спасибо, – это сказать было сложнее. – Я не был готов к такому вероломству от Сиире и поплатился за это.
Можно было сказать, что он, Гвиди, предупреждал, что не надо лезть на эту встречу, можно было упиваться своей правотой. Но, во-первых, для этого нужны были силы. Во-вторых, разве друзья так поступают? Ну доказал бы он, что был прав, и что бы изменилось? как будто без его ехидства Томас об этом не знал!
– Сколько ещё оно будет восстанавливаться? – спросил Гвиди вместо упрёков и напоминаний о своей правоте. Он чувствовал, как слабость находит на него, и знал, что ни за что не встанет пока с пола. Тем более, сидеть на полу, прислонившись к кровати, оказалось так удобно! Рука ныла, и ещё было жарко от крови, налипшей уже на полотенце, но пока не просочившейся…
Томас покосился на перевязанное запястье, наверное, чуял кровь, но ничего не сказал. Он умел себя держать в руках. Гвиди, однако, понял этот жест и с благодарностью принял ещё одно полотенце от Томаса, завязывая его ещё одним слоем. Рука ныла, невыносимо ныла, и хотелось чего-то холодного, чтобы приложить к ней, чтобы снять эту боль.
– Может сутки…двое, – ответил Томас, пряча взгляд. – Это всё моя вина. Ты мог пострадать там, и мог пострадать здесь.
– Твоя вина, моя вина…какая разница? – осведомился Гвиди, – один чёрт.
– Я попрошу, чтобы тебе принесли что-нибудь поесть, – Томас поднялся, – тебе нужны силы. И, пожалуйста, сделай перевязку.
– Да пошёл ты, – слабо отозвался Гвиди, но всё-таки, когда за Томасом закрылась дверь, принялся освобождать руку. Рана уже не кровоточила, но по нижнему полотенцу растекалось поганое бурое пятно. Придётся уплатить хозяину постоялого двора за испорченную вещицу. Впрочем, это малая забота.
Гвиди смочил слюной свободный от пятен край полотенца, отёр запястье, чтобы наверняка ничего не оставалось, и приложил к нему абсолютно чистое, верхнее полотенце, завязал. Рука отказывалась шевелиться, благо, он порезал левую, не ведущую руку.
Перед тем как войти, Томас постучал. Это не имело отношения к вежливости, просто он хотел не видеть крови своего друга. Гвиди дозволил войти.
Томас принёс ему крепкого мясного бульона, кувшин вина, и большой кусок пирога.
– Тебе нужно всё это съесть, тогда станет легче, – объяснил Томас. – Хозяин был рад видеть меня в здравии.
– Ну хоть кто-то, – буркнул Гвиди. Он хотел взять поднос с едой сам, но рука не позволила ему даже потянуться к нему, отозвалась болью до самого плеча. Томас торопливо поставил всё перед ним.
– Несварение и переедание, – вздохнул Гвиди, но за еду принялся с большой охотой. В этом месте, вопреки всем ожиданиям, вполне прилично готовили.
Еда принесла действительное облегчение. То ли бульон подействовал, то ли вино отозвалось мягкостью, но свершилось неожиданное – рука перестала ныть, и у Гвиди улучшилось настроение, захотелось действовать.