– Ты давно уже не жив, – Самигин решил не отставать и тоже отметиться. – Давно, Цепеш!
– Я стою здесь, – возразил Влад, – и пока это так, я могу считать себя живым.
– Считай себя кем хочешь, – тут Сиире не стал спорить, – но сила не твоя. Она оказалась на твоей земле и ты должен передать её совету.
– Чтобы пришёл Каин? – Влад не стал скрывать насмешки в голосе. Это было нервное, но подействовало.
– Так, – капитан Ноорт поднялся, – всё с вами понятно. Вы, вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным, занимаетесь перетягиванием власти. Это с вами, сухопутными душами, бывает!
– А вы, капитан, вообще на чьей стороне? – Гриморрэ, оглядев Сиире и Цепеша и, встретив их общее недоумение, может быть, последнюю общую черту, задал вопрос.
– Я? – капитан хмыкнул, – я на стороне моря. Я ушёл в море от власти и дрязг, интриг и крови. Только в море держится чистота, в нём начало. Вы грызитесь о чём хотите. Я скажу так: я против прогресса, в котором всё будет завязано на той же власти.
– Вы несёте бред, – заметил Сиире. – Всё в этом мире, как и в мире людей, завязано на власти.
– И я отпускаю себя, – капитан резко поднял ладонь вверх, демонстрируя её загрубелость, такую чужую для вампира, затем поднёс её ко рту, выдвинулся ряд клыков, и он впился клыками в свою же руку.
– Тьма! – взвизгнула Зенуним.
Даже Сиире оказался в замешательстве и явно занервничал. Он не был готов к тому, что капитан Ноорт подаст в отставку.
– Хорош, чертяка! – а вот Гриморрэ явно завидовал такой решительности капитана.
Князь Мстислав лишь повернул голову, желая получше разглядеть процесс отречения. Кровь капала из разверзнутой раны Ноорта на столешницу, капала тяжело и черно, неуклюже, мрачно…
– Прощайте, друзья! – Ноорт сжал истекающую руку в кулак, сунул кулак под плащ, чтобы не провоцировать вампиров и быстрыми шагами, как человек, покинул зал.
Влад и Гриморрэ проводили его долгими взглядами, как и все остальные. Только вот думали они по-разному на счёт поступка капитана. Гриморрэ видел в этом отречении красоту бунта и мятеж, который, может быть, был отголоском моря. А вот Цепеш трактовал это трусостью, желанием умыть руки и не решать уже ни о чём.
Сиире овладел собою и снова принялся наседать на Цепеша, взывая к другим, чтобы те поддержали его.
– Сила, которой ты не знаешь, может быть, уже подчинила тебя! Нас же много…
Не желая сталкиваться в открытом бою, Сиире выходил на бой красноречия. Цепеш отбивался тем, что у Сиире только одно на уме – власть и братоубийственная война с теми, кто его власть не примет.
Гриморрэ, хоть и был другом Цепеша, не мог не признать, что Влад неубедителен в своих речах. Видимо, не он один думал об этом, потому что через некоторое время, устав от одного и того же хождения по кругу, которое перекрывалось разными фразами, но не меняло сути, подал голос князь Мстислав:
– Всё, о чём вы говорите вы оба, представляется лично мне, двумя сторонами одной медали. Вы оба говорите правду, ну, как вам кажется. А что видим мы? Мы видим то, что у вас нет общей точки зрения, как и представления о том, куда идти. Вы знаете о земле, но лично я слышу о ней первый раз. А вы?
Он по очереди взглянул на Рудольфа и Балевса. Как и следовало ожидать, к Зенуним и Самигину князь не обратился, очевидно, допустив, что те уже знают больше.
– Но от нас требуют решить, – продолжал князь Мстислав, дождавшись кивков подтверждения от соратников, – решить, на чьей мы стороне. Я предлагаю так. Уважаемый Влад Цепеш представит в Совет все имеющиеся документы и доказательства по этому делу. Вы, уважаемый принц Сиире, выскажете свои соображения. Нам самим нужно знать об истоке, почувствовать его, узнать как можно больше, чтобы понять – кто из вас в большей степени прав. Может быть, вы оба заблуждаетесь? Или, может быть, оба правы, но сила не подчинится одному вампиру, а вот нескольким…
Он был лекарем. Разгорающийся спор, за которым неминуемо шла беда, князь Мстислав принял как болезнь, и, будучи хорошим лекарем, принялся отделять болезнь от здорового тела. За лучшее оружие князь выбрал время – это было той микстурой, которой у них было с избытком.
– В конце концов, куда нам спешить? Люди спешат, а мы? – князь Мстислав улыбнулся всем и каждому, показывая, как глубоко он уважает каждого из присутствующих.