Но ничего, быстро утешилась Малоре от своей тоски по никогда уже неотведанному. Что теперь? Судьба у неё такая. Зато вон, господина Агареса спасла. И чего с ним сталось?
Как подумала Малоре о нём, так застрашилась. А вдруг и впрямь беда? Или ещё – вдруг Цепеш не всё ей сказал, поберег? Надо бы обсудить. Лорд Агарес ей как сказал?
–Друзьям надо верить и за них держаться.
Крытка тогда не поверила ещё, спросила:
–А разве можете вы дружить со мной? Вам разрешено?
–А почему нет? – удивился лорд Агарес, – меня всегда тянуло к земле и теплу. Если бы я мог, я бы родился крестьянином. А вот скажи, там, где ты сейчас живёшь и работаешь, кто у вас наместник?
И в самом деле! Какая разница кто и с кем дружит? Если души и суть одна, тянется к земле? И отвечала Малоре, отвечала, не чуя никакого подвоха и не пони мая, как собирает информацию из её ответов лорд Агарес.
«За друзей надо держаться» – думала Крытка, сгоняя с себя облик летучей мыши. Она научилась уже обращаться человеком у самой окраины поселения, а то бывало такое, что видели её и гнали, гнали. Ошибки свои Малоре пыталась учитывать.
Муж ещё досыпал последние минуты, а Крытка, с вампирской скоростью, во много раз превосходящей людскую, уже разгоняла печной жар, спешила, крутилась. Справившись, всё-таки опять задумалась о лорде Агаресе.
–Ты уже встала? – удивился Свейд, просыпаясь от запахов, наполнявших их домишко, – какая ты у меня! Всё успела!
Крытка тепло улыбнулась супругу:
–Завтракать пора, и в труд!
–И то верно!
И Свейд, почти счастливый, пошёл освежиться от сна. Почти счастлив он был от того, что чуял обман в Крытке. И хоть называл он её своей радостью, хоть восхищался её покорности и трудолюбию, смирению и неумении перечить, а всё же чуял: нечисто дело. Не ест она при нём, а если и усядется, то едва-едва тронет пищу, словно неловко ей. А работает ведь лихо. Себя не жалея! В труде сильна. Явно горячую кровь имеет, а руки у неё всегда холодные. Мёрзнет нещадно.
–Садись со мною, – упрашивал Свейд через несколько минут, разминая в тарелке подтаявшее масло. Так вкуснее, если с кашей. Вот же повезло ему с женой – всегда найдёт время и силы на то, чтобы утреннюю трапезу ему подготовить, да кусочек повкуснее прибережёт.
–Я уж после, – привычно отозвалась Крытка, – сейчас не буду.
–Недужишь? – Свейд посмотрел на неё с тревогой. Малоре привычно притворилась больной, прилегла.
–В труде всё пройдёт!
Свейд кивнул, а про себя подумал, что надо ей привести из города лекаря. Пусть посмотрит, отчего у неё так часто живот болит. Вдруг что дурное с нею? Да и в общем-то…
Свейд посмотрел на Малоре с нежностью. Вспомнилось ему, как вчера сосед хвастал, что привёз из города своей жене платок и сарафан новый. А Крытка его чем хуже? Молода ещё! И дитя родит, и поправится. И он ей опора такая же, как она ему!
Решил про себя Свейд твёрдо, что привезёт ей подарков дорогих. Пусть отказывалась прежде Крытка, мол, ни к чему да дорого, да зачем, да к хозяйству сарафана не приладишь, а он настоит на своём! Пусть ходит не хуже других. Краса ведь!
Попрощавшись с женою и держа в уме эти мысли, Свейд отправился в поле. Крытка в тот раз с трудом того дождалась. Про себя она уже решила: надо написать лорду Агаресу и выяснить, может нужна ему ещё помощь какая?
Крытка умела писать. Долгое посмертие выучило её. Правда, пригождалось ей это умение редко – она предпочитала оправдывать своё существование трудом видимым, чем бумажным. Она обмакнула перо в чернильницу и загрубевшей от труда рукой вывела корявые строки: