Он следил за нею с психопатичной сентиментальностью, следовал за нею незримой тенью, вдыхал запах её сладкой и свежей кожи, чувствовал, как шумно бежит по её венам кровь. У него было много шансов напасть на неё и умертвить, но он медлил.
–Жаль? – понимающе спросил Влад Цепеш, как-то раз появившись из пустоты на пути Романа Варгоши, когда он уходил от солнечных лучей в своё логово.
Но сколько обманки было в этом понимании!
–Она такая молодая…– промямлил Варгоши, который был причастен к убийствам более молодых девушек. Разница была в том, что в те разы он сам хотел, а сейчас ему приказал Цепеш.
–Что ж, – согласился Цепеш, – это возможно. Кто-то умрёт. Но тебе решать кто. Она или ты? Ты или она? Если ты не хочешь убивать её…
Он беспощадно напомнил договорённость: Варгоши должен пошатнуть славу и добродетель Агареса. Сделает и будет прощён, сможет начать посмертие с чистого листа.
–Она…– выдохнул Варгоши, – конечно же, она.
И поморщился. Солнце медленно поднималось, но оно было неумолимо. И если Цепеш держался тени, то рыжую голову Варгоши уже начинало припекать, и он спешно отступил в тень.
–Завтра! – провозгласил Влад Цепеш, – завтра или ты, или она. Тебе решать!
И исчез в пустоту, что явила его.
Выбора не было. наступил вечер быстро пришедшего «завтра» и Роман Варгоши, твёрдо решив, что он должен пережить эту ночь, отправился в замок короля Стефана. Он уже прекрасно знал местные галереи, коридоры и переходы, хорошо и быстро в них ориентировался, но, конечно, его вёл запах.
Она не спала. Она всё ещё ходила по комнате. сердце бешено стучало и Варгоши слышал его стук. Он звучал сладкой музыкой, терзающей струны его души. Такая сладость и так погано!
–Кормилица, завтра я уже буду мужней женой! – Мирела волновалась. Всё слишком быстро происходило. Она хранила хладнокровие, пока ей шили платье и подбирали украшения, пока готовили столы и убирали замок, но сейчас, когда приближалось «завтра», хладнокровие оставляло её. Что-то всё-таки должно было измениться в её жизни, измениться раз и навсегда.
–Он хороший человек, – Кормилица успокаивала её, сидя на постели у её кровати, вытянув старые ноги. – Деточка, не бойся ничего, всё будет хорошо. Он из хорошего рода и за ним нет гнуси. А если случится что – твой отец его в порошок…
Кормилица вдруг подняла голову и взглянула прямо на то место, где стоял невидимый людскому глазу Варгоши. Старая женщина хмурилась. Она не могла его видеть, но неужели чувствовала? Вот старая ведьма!
Невидимый Варгоши показал ей язык из вредности: шалишь, не уйду!
–Стыдно…–признала Мирела, и заметила, что её кормилица смотрит куда-то в угол комнаты. – Ты чего?
–Ничего, деточка! – заверила кормилица и осенила угол комнаты крестом, – муть почудилась. Должно быть, час поздний и я прикорнула.
–Поздний, поздний…– Мирела кивнула. – Но как уснуть мне?
–Ложись со мною, – предложила кормилица, – как раньше. Я тебя обниму, деточка, и тебе будут сниться хорошие сны.
–Лучше ты ко мне, – решила Мирела, – холодно.
Улеглись нескоро. Долго ещё перешёптывались о чём-то своём, о завтрашнем, о грядущем. Варгоши терпеливо выжидал – случайное обнаружение в его планы не входило. Но вот, наконец, уснули! Роман Варгоши сделался видимым и приблизился к постели.
Молодую жизнь ему было жаль, но себя жаль больше. Он у себя один, а эта смертная всё равно умрёт – на то она и смертная. В конце концов, какая разница: сейчас или через сорок лет? – все эти утешения были слабыми, и Роман сам понимал это, но это было хоть каким-то спасением для внезапно проснувшейся жалости.
Кормилица спала беспокойно. Она крепко прижимала к себе тонкий девичий стан принцессы, словно что-то и впрямь почуяла, но этого, конечно, не могло быть – не видела же! что же за дьявольская интуиция была б у этой женщины, если она бы угадала его присутствие, не видя его? Разве такая интуиция у кормилиц бывает?
Роман Варгоши заблуждался. Он полагал, что женщина, наделенная какой-то способностью, бывает только в знатных кругах и в значимом положении. Вина в этом заблуждении ложилась, конечно, на отца Романа – тот всегда относился к женщинам как к расходному материалу для утоления жажды и похоти.