–В моих владениях, – из темного угла блеснули два красноватых глаза, затем свет свечи выхватил и фигуру принца Сиире. Он сидел в кресле, сидел спокойно, с любопытством оглядывая Варгоши. Нет, не лицо его интересовало, не фигура, а реакции. Сиире упивался властью. Всегда упивался. За годы он достиг в этом искусности практически поразительной, но не мог насытиться.
Власть – яд куда более опасный…
Варгоши понятнее не стало. Он уже понял, что вся его жалкая судьба ему не принадлежит, и это означает что нужно покоряться. Покоряться праву сильнейшего, и ждать, ждать шанса.
–А где Влад? – спросил Роман Варгоши. Голос его при этом дрогнул. Цепеш не сделал ему ничего дурного, не пытал его, не бил, не пугал – то есть был прямой противоположностью отца, но Роман боялся его. Он понимал каким-то инстинктивным чувством, что Цепеш ждёт возможности стереть его в порошок.
–Полагаю, что он в своих владениях, – отозвался принц Сиире. – Видишь ли, у каждого они свои. Впрочем, кто-то их и вовсе не имеет.
Сиире забавлялся ситуацией. Он не мог позволить Варгоши исчезнуть просто так – перед исчезновением Варгоши следовало поработать, чтобы хоть как-то оправдать ничтожность своего существования, и принц Сиире уже придумал, куда направить силы этого ненужного вампира.
А мимоходом и лишил Цепеша доверия к Гриморрэ. Это было побочной веткой его плана, не входило в обязательный результат, но очень радовало – ибо Гриморрэ, по мнению Сиире, был очень опасен.
А ещё с трудом подчинялся. Такие нужны в боях, в битвах, но не в интригах. Сиире же строил свою карьеру именно на интригах.
–Я теперь ваш пленник? – Варгоши попытался прояснить своё положение. Если бы все действительно желали бы честности, то принц Сиире ответил бы: «нет, ты не пленник, но ты заложник ситуации и единственное, на что ты ещё годишься – на чёрную работу, которую я тебе придумал, после которой я тебя уничтожу…»
Но никто не желает слышать подобной честности всерьёз, поэтому Сиире пришлось ответить иначе:
–Ты не пленник, ты просто гость. Я забрал тебя у Влада Цепеша, увёл из-под его власти и власти герцога Гриморрэ и рассчитываю получить небольшую услугу.
–А взамен? – хмуро спросил Варгоши, чётко понявший, что все условия надо обсуждать заранее.
И опять же, если бы правда годилась бы для ответа, то Сиире сказал бы: «а взамен, ублюдок поганый, тебя казнит не суд, а я, и ты поживёшь чуть дольше, чем заслуживаешь».
Но правда не нужна. Поэтому Сиире ответил так:
–А взамен, Варгоши, ты получишь свободу с условием покинуть ближние ко мне и к Владу Цепешу земли.
–А как вы меня у него забрали? – то ли Варгоши не верил в свободу, то ли осмелел от безнаказанности. А может быть просто так сложились звёзды, что ему стало необходимо получить ответ на этот вопрос – неизвестно. Но он задал его, не примериваясь.
–Своровал, – объяснил Сиире, впервые улыбнувшись по-настоящему, но лучше бы он этого не делал. Странно дело – улыбка, делающая любое, самое жестокое лицо человечнее, на его лице стала казаться злее. – Я в некотором роде вор, и всегда был вором. Но меня отличало одно – моё благородное сердце. Я никогда ничего не воровал для себя.
Это было шуткой, легендой и правдой одновременно. У Сиире было много имён и его следы можно было отыскать в истории смертных, но Роман Варгоши не понял этого и не заметил разочарования Сиире, когда он убедился, что Роман не пошутит и не поймёт.
Что делать! в последнее время количество вампиров, понимающих шутки Сиире, разительно уменьшалось и он уже испытывал что-то похожее на эмоциональный голод, грозящий куда большей тоской, чем вечный, неистребимый физический голод.
–Какую услугу я должен оказать? – Роман Варгоши обдумывал так, словно у него был какой-то выбор. Нет, выбор у него был: покорится и сдохнуть потом или воспротивиться и сдохнуть прямо сейчас. Никто не знал где Варгоши, значит никто не стал бы искать его здесь.
Но Сиире предпочитал не нервировать тех, кому назначил умереть. Он всегда становился необыкновенно ласков перед тем, как наносил удар сам или по его приказу несли смерть. Сиире старался до последнего извлекать выгоду из каждого ничтожества. И этим отличался от многих вампиров, привыкших к тому, что ничтожества годятся лишь на кровь.