Она уже была у окна, готова была выпрыгнуть, разбить стекло своим мощным вампирским телом, но…
Сила, превосходящая людскую, швырнула её на пол. Потянула за волосы и со всей силы швырнула! У Крытки сбило зрение – в глазах потемнело на мгновение, она хватанула ртом затхлого воздуха комнатёнки против воли, и только тогда, овладев собой, попыталась подняться.
Пол был разломан, но вампирская суть удерживала её от разрушения и серьёзных повреждений.
Подняться ей не дали. Томас, в котором что-то изменилось, что-то глубоко внутреннее, не оставляющее никакой тени волнения на беспощадно-равнодушном лице, пнул, не примериваясь, её в живот и Крытка Малоре ощутила, как расходится невиданная прежде боль.
–Куда собралась? – спросил Томас всё также спокойно. Он не относился к ней как к человеческому созданию, а потому лишён был всякой жалости и сострадания.
Он даже с болью ей не считался, считая что всё это Крытка Малоре заслужила.
–Я не хочу…не хочу! – она всхлипывала, жалкая, ничтожная глупая вампирша, которая никак не могла научиться жить и смотреть вперёд. Она не хотела расставаться с тем подобием жизни, которое было ей отпущено, пусть её посмертие было нелепым, она цеплялась за него.
Крытка Малоре не делала зла. Крытка Малоре тянулась к земле, но что это значило, если всё перечёркнуто было её вампирской сутью? Это преступление перевешивало все добродетели. Кто бы знал вампирский голод? Вечный, неутолимый, жгучий? Но Малоре не пила кровь, не убивала без нужды, обходилась животными, а не людьми, не охотилась на них.
Но этого было недостаточно, чтобы сохранить своё посмертие.
Крытка Малоре не участвовала в интригах (ума не хватало!), не искала власти, с удовольствием работала в садах и огородах, в полях и лесах – но это не перевешивало её греха.
–Ты умрёшь, – сказал Томас и Малоре почудилось, что в его голосе что-то изменилось, обнажая что-то, похожее на радость?
От изумления Крытка взглянула на своего мучителя и вскрикнула: она так и не догадалась даже задуматься о том, откуда простой сметный мог бы знать столько о вампирских слабостях и почему выспрашивает столь настойчиво о вампирах, да и вообще смог её остановить. Не догадалась даже подумать об этом и теперь правда сверкнула в глубине глаз Томаса красноватым пламенем.
–Ты вампир! – охнула Крытка и всякое сопротивление оставило её. Пришло возмущение. – Предатель! Мерзавец!
Он винил её, он терзал её, пугал, унижал, а на деле оказался ещё хуже, чем она! Он был не просто тем, кто принадлежал к проклятому миру, он был ещё и предателем. Есть ли преступление страшнее?
Томас ухмыльнулся, да так широко, что передние зубы его, словно по приказу, выдвинулись вперёд, удлинились, заострились. Затем зубы снова стали обычными.
–Вампир, – подтвердил Томас.
Он сам был о себе куда лучшего мнения. Он полагал себя тем, кто очистит мир от скверны. В том числе и от той, к которой он, по злой воле небес, принадлежал.
–Ты будешь молчать, – продолжил Томас и его ладонь, мгновенно леденея, лишаясь жизненной силы, легла на рот Крытки Малоре. Она бешено вращала глазами, билась, но он был сильнее. И запоздало, не догадывающаяся прежде о многих вещах Малоре, вдруг задалась простым вопросом: а почему, собственно, те же тернии, крест, святая вода, которыми так грозил Томас, не причиняют ему боль? Он ведь такой же вампир, такой же, как она!
Или нет?
На неё уже никто не давил своим весом, никто не пинал её, её грубо, не заботясь о теле, связывали. Она не могла сопротивляться: тяжесть предательства вампиров всего вампирского рода подкосила остатки её рассудка. Она не сопротивлялась, сообразив окончательно, что в мире, где вампир предаёт весь вампирский род, чудес не будет.
–Уберите эту тварь, – холодный приказ Томаса доносился до неё словно сквозь вату. – Она очень буйная, закуйте её в цепи, приставьте стражу.
Её подхватили, Крытка почувствовала себя пушинкой в чьих-то тяжёлых, явно умевших карать и убивать руках. Потащили её грубо, словно мешок.