— Узри и узнай, — говорю я. Он резко замирает, лицо вытягивается.
— Вот что ты такое, — произносим мы с Ларой одновременно, и что-то в Дровосеке выключается, как свет в помещении. Все краски покидают его, края начинают расплываться. Мне остаётся только протянуть руку и схватить нить.
Но это подарок для Лары, поэтому я киваю ей со словами:
— Давай.
— Не, давай ты, — отвечает она. Я пожимаю плечами и, сделав шаг вперёд, уже тянусь к груди призрака, как вдруг Джейкоб выкрикивает:
— Погоди!
Мы обе оборачиваемся к нему. Он раскачивается на носках. На его лице написаны одновременно волнение и азарт.
— Можно мне?
Мы с Ларой переглядываемся. По понятным причинам Джейкоб особо не поддерживал меня в охоте на призраков.
— Уверен? — спрашиваю я.
Джейкоб кивает.
— Ну, если ты намерена и дальше ловить призраков и отсылать их, то было бы правильно мне тоже как-то в этом участвовать. А поскольку зеркала у меня нет, вытягивать нити — это всё, что я могу делать.
— Конечно, — говорит Лара.
— Вперед, — добавляю я.
Джейкоб приближается к Дровосеку. Он разминает руки, хрустит костяшками. Лара закатывает глаза. Я улыбаюсь. И затем Джейкоб делает глубокий вдох и вводит ладонь в грудь Дровосека.
Джейкоб кривится, как если бы призрак был чашей, полной очищенного винограда на Хэллоуин или холодных спагетти. Джейкоб копается в груди Дровосека, пока не нащупывает нить и затем тянет её на себя.
Она выходит легко, серая и рассыпающаяся прямо на глазах. Джейкоб тут же бросает её на землю, где она окончательно превращается в горстку пепла.
— Фу, — морщится Джейкоб, встряхивая пальцами. — Гадость какая.
Мы с Ларой смеёмся. Дровосек же тускнеет и исчезает. Я так рада, что всё снова стало нормально. Ну, в нашем понимании нормально.
Мы проходим через Вуаль обратно. Краткое мгновение холода быстро сменяется летней духотой.
Джейкоб вновь оглядывает себя и вздыхает, заметно разочарованный своей прозрачностью.
— Просвечиваемостью, — буркает он, когда мы поворачиваем обратно и идём по площади.
Когда в поле зрения появляется Кафе-дю-Мон, я притормаживаю.
— Лара, — тихо зову, боясь задавать вопрос вслух, — мы ведь убили Эмиссара, верно?
Ну, то есть, да, он свалился с моста. Мы все видели, как он упал. Внизу нет ничего, один лишь туман. И всё же я не удивляюсь, когда Лара качает головой.
— Не думаю, что таких вообще можно убить, — говорит она. — Вряд ли они могут умереть.
Прикусываю губу.
— Но ведь его больше нет, верно? Ну, в смысле он больше не преследует нас.
— Да, по словам Рене, этот нас больше не побеспокоит.
— Этот, — эхом повторяю я.
Лара вздыхает, разворачиваясь ко мне.
— Сомневаюсь, что это был единичный случай, Кэссиди. Рано или поздно тебя заметит ещё один Эмиссар. Или меня. Со временем он вернётся и попытается снова.
— В этом вся суть Смерти.
Мои плечи поникают от этой мысли, полной чувства безнадёжности. А Лара, наоборот, полна решимости.
— В этом вся суть жизни. Каждый день, будь ты хоть обычным человеком, хоть промежуточником, ты стараешься убежать так далеко, как только можешь, но Смерть всегда догоняет.
Джейкоб ёжится.
— Очень вдохновляющая речь.
Лара же качает головой.
— Я ещё не встречала тех, кто мог бы вечно опережать Смерть. Да и тех, кто действительно бы этого хотел.
Она кладёт руки на мои плечи.
— Так что да, Смерть придёт за нами вновь, так или иначе. Мы не можем жить в страхе перед ней — ведь это и не жизнь вовсе.
Глава двадцать седьмая
Когда мы заходим обратно в кафе, тарелки уже убраны, счёт оплачен. Все собираются уходить. Дженна и Адан прощаются.
Адан треплет меня по макушке, уголки его губ приподнимаются в непривычной улыбке. Дженна отстёгивает одну из множества цепочек на шее и протягивает мне. На одном из концов висит крошечный серебряный череп.
— На память о Новом Орлеане, — говорит она. Как будто произошедшее со мной здесь можно забыть.
Они машут на прощание, желая нам удачи, и уходят в сторону площади.
Филиппа радостно оглядывается.
— Какие планы на сегодня? У нас ещё куча времени.
Лара прочищает горло.
— Тётя Филли, — с нажимом произносит она, — у меня же самолёт сегодня, ты не забыла?
— Ах да… — Филиппа бросает взгляд на запястье, как будто там часы. — Родители, самолёт, конечно. Нам уже пора.
Она чуть повышает интонацию в конце, из-за чего предложение звучит вопросительно.