Плюшевые портьеры со смешными помпончиками по краю, дрожат и в комнату входит высокий мужчина.
Я перестаю разглядывать кружево скатерти и поднимаю голову. Мне ужасно интересно посмотреть, кого Анастасия бросила у самого алтаря.
Вошедший молодой мужчина необыкновенно, потрясающе хорош собой. Свитер из отбеленной, толстой овчинной шерсти, плотно обхватывает его могучие плечи. Светло-русые волосы очевидно примятые шапкой, плотно прилегают к породистой голове густым, золотистым шлемом. Голубые глаза чуть щурятся и поражают своим насыщенным ярким цветом. Четко очерченные, красивого рисунка губы весело улыбаются.
Теперь понятно почему Аннушка так трепетно говорила о своем Васеньке, и так ревниво теперь зыркает на меня. Парень вылитый Бред Пит, в его самые лучшие годы!
Увидев меня, Васенька, словно споткнулся. Улыбка слиняла с его румяного от мороза лица. Губы сжались в одну тонкую, жесткую линию. Из глаз полетели негодующие синие молнии.
- А, что тут эта шлюха делает?! - его голос звенел праведным гневом, а на руке резко рубанувшей воздух, сверкнуло золотом обручальное, тонкое колечко.
В комнате на минуту повисла густо-кисельная, натужная тишина.
Отец семейства, Феофан Пименович, негромко хмыкнул, а затем оглушительно стукнул кулаком по столу, словно желая причинить ему боль.
Запрыгали испуганными зайцами, белые чашки. Съехала набок пышная гора желтых, поджаристых блинов с узорчатого блюда. Покачнулся и замер по стойке смирно, пузатый самовар.
- Ты, Василий говори, да не заговаривайся! Ругать свою законную жену будешь, и то не в моем доме! - рыкнул бешеным зверем, Феофан Пименович.
Парень побледнел, а затем круто развернулся к выходу. Запрыгали, заплясали синие помпончики на бархатных шторах, перекосился и съехал набекрень позолоченный, тяжелый багет.
Аннушка посмотрела на меня торжествующе-злым взглядом и громко отодвинула свой стул. Она прижимая руку к круглому животу, тяжелой утицей бросилась вслед своему неуравновешенному муженьку.
За ней хотела последовать и маменька, но была остановлена грозным взглядом домашнего тирана. Всхлипнув, Ольга Федоровна покорно опустилась на свой стул.
Из прихожей доносилась возня и успокаивающий, похожий на приглушенное мяуканье голос Аннушки. Затем послышался звучный хлопок. Это резко закрытая дверь издала напоследок, нечто похожее на презрительное " Ну, и подумаешь! "
- Только появилась, а уже из-за тебя страсти кипят! У-у-у, ведьмовское отродье! - еле слышно прошипела маменька, но я ее ясно услышала.
- Мать, что ты там себе под нос шепчешь? - усмехнувшись в рыжие усы промолвил Феофан Пименович, и шумно хлебнул остывший чай из огромной, похожей на бадью чашки.
Маменька быстро опустила глаза и стала торопливо поправлять горку маслянистых блинов. Ее руки мелко дрожали.
Я поднялась из-за стола, стараясь двигаться безшумно.
- Можно, я в свою комнату пойду? Маменька, за ужин спасибо!
В ответ мне была тишина. Я посчитала, что разрешение получено и тихой мышкой проскользнула в отведенную мне комнату. На сегодня хватит с меня потрясений и сильных эмоций! Завтра будет утро, а значит и будет день.
Глава четвертая. В чужой шкуре жить можно, но трудно.
И потекли, замелькали мои деньки в маленьком домике, на тихой улочке. Я изо всех сил старалась быть незаметной, полезной и тихой. Наверное такая Анастасия была непривычна моим нынешним домочадцам, на меня посматривали настороженно, видимо ожидая какую нибудь следующую выходку. Но вскоре привыкли к моей покорности, немногословности и ровному, тихому голосу. И чем больше я старалась угодить маменьке, чем больше лебезила перед Аннушкой, которая не смогла долго терпеть состояние холодной войны и появилась в родительском доме через неделю после той некрасивой ссоры, тем больше наглели мои так называемые родственницы.
Аннушка гордо носила свой круглый, нахально выставленный живот, теперь смотрела на меня свысока и даже стала покрикивать. Вначале неуверенно и робко, словно боялась незамедлительного и жесткого ответа, а затем видя свою полнейшую безнаказаннось, осмелела. Дошло до того, что она однажды даже вскинула руку для пощечины. Вот это я стерпеть не могла. Меня даже в детстве не шлепали, поэтому рука грозной сестрицы была перехвачена и откинута в сторону.
Феофан Пименович случайно оказался наблюдателем этой уродливой сцены. И узрев его в темном коридорчике возле кухни, мы с Аннушкой замерли от страха и постарались перевести все в шутку. Папенька лишь усмехнулся в ржаво-рыжие усы.