Платье цвета полуночного неба, плотно облегало ее арбузные груди, массивные плечи напоминали борца сумо, а сдобные предплечья неожиданно заканчивались тонкими запястьями рук. Холеные пальцы легко поглаживали изгиб арфы.
Платье украшала большущая брошь с сапфиром, но она затерялась на внушительных достоинствах красавицы, как одинокая, маленькая звездочка в ночи.
Иссине черная копна волос убрана в сложную прическу, которую украшает испанский гребень. В повороте ее головы, в манере поправлять волосы чувствуется, что-то до боли знакомое, почти родное. Я поднимаю глаза от сверкающей синими искрами брошки и тупо смотрю на массивный подбородок, который похож на лошадиную подкову.
Наверное почувствовав мой горящий взгляд, певица медленно, очень медленно поднимает свои валажные волоокие очи. Они по королевски неторопливо, чуть насмешливо ощупали толпу почитателей и столкнулись с моим взглядом.
Я вскрикнула от неожиданности и до боли прикусила себе язык. Поверх голов нарядной толпы на меня смотрела Серафима.
.
Продолжение пятой главы.
Взляд черных глаз скользнул по мне равнодушно, не узнавая. Так смотрят на совсем незнакомого человека, до которого нет дела. Но затем словно зацепился и споткнулся.
Оперная дива подняла старательно подкрашенные брови. Они изогнулись двумя черными, тонкими арками. Ее глаза, еще секунду назад насмешливо-сонные, вдруг широко открылись и заинтересованно заблестели.
Пухлые, малиновые губы приоткрылись, будто женщина промолвила неслышное мне: "О-о-о". Все ее нарумяненое лицо, сейчас выражало жадный интерес. Так смотрят сластены на вкусный кусочек торта или же на вазочку с конфетами. Она буквально поедала меня глазами.
Мне стало как-то не по себе. Причина такого пристального внимания была мне не понятна. Ну, разве, что... Я скривилась от мысли которая пришла мне голову и сама начала изподтишка, украдкой рассматривать примадонну.
Чем больше я на нее смотрела тем больше уверялась в том, что она и моя соседка Серафима, разные люди. Конечно они похожи словно однояйцевые близнецы. Видимо в этом мире полно двойников. Я и Анастасия, певица и Серафима...Наверное матушка-природа просто устала смешивать неисчислимые комбинации генов на своей палитре, в надежде создать неповторимый и единственный шедевр. Возможно она решила пока отдохнуть. Вот и занялась штамповкой, как прилежный ремесленник.
Пока я размышляла, певицу окружили почитатели и поклонницы. Мужчины сдержанно, чинно выражали свое восхищение талантом заезжей дивы, а вот женщины почти визжали от восторга. К моему удивлению, публика буквально засыпала цветами своего кумира, а ведь на дворе трескучие морозы...
Пользуясь тем, что копия Серафимы отвлеклась, я решила больше не привлекать к себе внимание и направилась в самый темный и отдаленный уголок зала.
Певица спела еще два романса, теперь ей аккомпанировал на рояле невысокий мужчина в очках. Его лысый, блестящий словно отполированный череп, надежно подпирали острые, торчащие уши нежно-малинового цвета.
Пела примадонна действительно хорошо. Я невольно заслушалась. Дивный, низкий голос казалось доставал до сердца. Он обволакивал, завораживал и увлекал за собой, убаюкивал разум. Хотелось плакать и смеяться от восторга. Я даже не заметила, что шмыгаю носом и ошеломленно ищу носовой платок которого у меня не было. В то же время, я чувствовала, что есть в этом пении нечто запретное гипнотически-колдовское.
Прозвучали последние аккорды, смолк дивный голос и наступила звенящая тишина. Секунда, и она разбилась на тысячи осколков восторга.
- Теперь и умереть можно! Самой не верится, что сегодня довелось сподобиться услышать пение самой Серафимы Сапфировой!
Стоящая невдалеке пухленькая дама, утирала кружевным платочком глаза. Ее узкие губы были растянуты в блаженной и растроганно-умильной улыбке, словно привязаны тонкими нитками к пухлым щекам.
Я вздрогнула, остатки колдовского очарования покидали меня. Все же певицу зовут Серафима Сапфирова! Как же любила свою фамилию, моя соседка! Как она гордилась, что ей досталась такое звучное и красивое наследие!
Видимо матушка-природа, решила не заморачиваться и штамповать не только внешность.
После концерта всех позвали к столу. Конечно же всех, да не всех. Городничий с супругой и их большая свита сели подкрепиться основательно. Длинный стол накрытый в соседнем зале, ломился от изысканных яств. Публика попроще довольствовалась бутербродами и шампанским в прозрачных фужерах, которые щедро разносили многочисленные, юркие официанты.