Серафима Васильевна Сапфирова, была известной певицей. Славилась она необычным, " колдовским", как его называли в газетах, голосом. Образ жизни вела беспечный и эксцентричный. В ее огромной квартире, на третьем этаже, солидного дома в самом центре столицы, каждый день собирались гости. Хозяйка славилась своим гостепримством, добротой и легким, веселым характером.
Бесконечные застолья, творческие вечера, а иногда просто посиделки за круглым столом с огромным, всегда горячим самоваром, мелькали пестрой чередой.
- Не дом, а проходной двор! - всякий раз ворчала домоправительница Амалия Леопольдовна, и досадливо морщилась.
Старая дева, которую между собой горничные называли "старой грымзой", была высокой и худой. Очень строгой, требовательной с прислугой и немного стервозной. Однако по моим наблюдениям, она была по собачьи преданна Серафиме и во всем с ней соглашалась.
Только по ее одному суровому движению белесых бровей, прислуга готова была накрыть праздничный стол за насколько минут, пока очередные гости снимали верхнюю одежду в огромной прихожей.
В мои обязанности входило встретить гостей, даже тогда, когда сама хозяйка изволи отсутствовать. Мне это нравилось. Гости у нас бывали интересные. Творческая интеллигенция, музыканты и художники, изредка скучающие вельможи.
Вначале Серафима с недоверием присматривалась ко мне, но когда убедилась в том, я уверенно болтаю с гостями об искусстве, о новых течениях в живописи, о достоинствах модной пьесы и даже о политике, она успокоилась. С удовлетворением называла меня " своей удачной находкой" и все чаще оставляла гостей на мое попечение.
Полностью сменила мой гардероб. Теперь я одевалась в платья, которые сама Сапфирова именовала "скромный шик", и досадливо добавляла, что ей такое категорически не подходит.
- Все эти кружевные воротнички, жабо, широкие пояса на талии, а самое главное - турнюр! Ну куда мне, еще эту подушечку на мои телеса пристегивать! - громко восклицала она и косила черным глазом за свое плечо. Туда, где без всякого турнюра, крутой кормой поднималась пятая точка.
Маленькая подушечка набитая конским волосом и призванная увеличивать филейную часть всякой, модной дамы, мне и самой не сильно нравилась. Но с ней я смирилась. Пришлось смириться и с коротким корсетом, превращающим меня, в хрупкую рюмочку, и с ворохом шуршащих при ходьбе, нижних юбок.
Время бежало быстро. В хозяйственных хлопотах, в приемах гостей, в интересных беседах, мчались зимние деньки. И однажды наступили святки. Праздничные дни, о которых я знала лишь то, что вроде бы, гадать на жениха в эти дни принято. Но оказывается, что святки - это череда веселых дней, сытый и пьяный праздник, фейерверк развлечений.
Серафима словно с цепи сорвалась, каждый день у нее был занят. Сегодня она выступает в театре, а завтра поет в доме важного вельможи. Затем следовали вечерние катания, гадания, гуляния, и так до бесконечности!
С собой она меня не брала. Отговаривалась тем, что у меня нет артефакта, который бы скрыл мое " свечение", да и гостей кто привечать будет?
Но гости все реже заглядывали к нам. Наверное тоже предпочитали веселиться по полной! Ну, придет на обед пара - тройка вечно голодных студентов из Академии Художеств. На ужин непремнно заявится влюбленный много лет в Серафиму, старый профессор, который в университете преподает то ли физику, то ли химию. Желчный, сварливый, вечно обиженный на весь свет. Посидит, помолчит. Съест с удовольствием большущий кусок молодого поросенка с хреном, и уйдет, так и не дождавшись хозяйку.
А, Серафима могла себе позволить, домой на ночь не приезжать. Появится утром, в горячей ванной, с пеной и травами отлежится. Приведет себя в порядок и только ее и видели!
Похудела, похорошела. Глаза сияют, как черные звезды, а голос так и завораживает чувственным, густым медом. И это она просто разговаривает! Представляю, что творится с публикой, когда она запоет!
Я давно ее пения не слышала. Но заметила, что всякий раз, когда Серафима домой возвращается, она непременно, обязательно должна меня обнять, прижать к груди крепко. Вроде бы и нет тут, ничего странного. Моя хозяйка - женщина порывистая, эмоциональная... Но только от ее объятий, я стала себя плохо чувствовать. Слабость все чаще и явственней становится, голова кружится, в сон сразу клонит.
Даже отражение в зеркале перестало меня радовать. Волосы поблекли, ушла из них бешеная яркость начищенной меди. Кожа на лице стала отливать нездоровой серостью.
После очередного проявления хозяйского расположения, я почувствовала слабость и присела в кресло. Серафима нарядная и веселая упорхнула из комнаты на очередную вечеринку. Шлейф духов она оставила после себя насыщенный и сладкий. Вдохнув его, я поморщилась. Легкое головокружение не проходило.