Тарас обеспокоился:
— Я тоже видел мужика, похожего на отца. Я рассмотрел: это не атте — хохол какой-то. Я сам слышал, как он по-хохлатски говорил, ей-богу, — поспешил он соврать.
Тимрук, не вслушиваясь в слова мальчика, продолжал молоть свое:
— Я тебе за газету две керенки дам. Керенский сам сбежал, а деньги остались. На что нужны мне его бумажки! За сорок рублей русский Смоляков тебе конфету даст.
Тимрук и вправду вынул из кармана две керенки, отдал Тарасу. Сам уткнулся в газету:
— «В борьбе обретешь ты право свое!» — прочитал он вслух. — Замана! Обретешь с вами, того и жди! — закричал он, отводя глаза от бумаги. — Последняя газета эсеров! Всякие разные чехи-мехи, эсеры-комвучи теперь кончились. Накрылись. Петь хочется, плясать хочется…
Тимрука понемногу обступали люди.
Тарас тронул коня.
Это был последний обоз, какой видели чулзирминцы. Белые за собой разрушили мост через Ольховку. Не только читающий газеты Тимрук, по и другие тогда ясно увидели: возвращаться обратно они не думают, а хотят любым способом задержать продвижение Красной Армии.
Не было случая, чтобы чулзирминцы чинили мост осенью… Зачем он нужен? Скоро зима возведет мосты без свай. Нет, сельчане, с нетерпением ждавшие прихода Красной Армии, на этот раз без споров сами принялись за мост.
Красная Армия не прошла по новому мосту: белых гнали по другим дорогам.
…Недели через две-три в селе избрали новый Совет.
Собрание опять проходило в Заречье. Однако в селе теперь не было фронтовиков, приходивших на улахи. Ни один из них не вернулся из лесу. Для проведения выборов из Кузьминовского ревкома прибыл незнакомый — товарищ Хайкин: молодой красавец с черными волосами.
В день приезда лицо Хайкина было чисто выбритым. К началу собрания облик его затуманился. Борода пробилась, как трава весною, не только возле губ и на подбородке, а почти но всему лицу — от виска до виска и на щеках. Лишь лоб да большой горбатый нос не покрылись порослью.
Одни смотрели на оратора, похожего на цыгана, с опаской, а другие еле удерживались от смеха.
Уж не хочет ли этот оратор нарочно повеселить людей! Когда говорит — губы складываются наподобие буквы «о», а слово «батрак» произносит не иначе как «ботхак».
Хайкин не ведал, кого надо предложить в Совет, за кого агитировать. Прибывший со стороны, никого он не знал. Время, которое бы пригодилось для знакомства с людьми, потерял на поиски бритвы. Успокаивал себя: избирать будем по классовому принципу. В докладе осветил положение на фронтах, говорил о том, что по всей губернии вновь восстанавливается Советская власть и что в Совет следует выбирать только бедняков.
Когда начали выкрикивать имена кандидатов, Хайкин их записывал карандашом и старался узнать подробности о каждом: если батрак — сколько лет был в работниках, хозяин двора — что есть у него в хозяйстве. Сколько у него лошадей, коров, овец, чем крыт дом, что в этом доме есть. Кто-то из Чулзирмы, то ли шутя, то ли всерьез, предложил кандидатуру Чахруна Мишши. Среди чувашей раздались смешки.
Приезжему этот кандидат очень приглянулся: лошади нет, коровы нет… Кроме кур — ничего! Маленькая глинобитная избушка крыта соломой. И солома прогнила, в дырах.
Перед голосованием Пашка Васьлей все же выкрикнул:
— Лодырь Осокин. Потому у него и нет ничего.
— Это кулацкая теория, ненужные разговоры. Нам как раз бедняков и следует выбирать, — возмутился, сверкая глазами, Хайкин.
Услышав слово «теория», Пашка Васьлей перепугался. Невесть что это означает!
— Если для вас подходит, — то и нам пойдет, — сказал он тогда, поджимая губы.
Не стали возражать и другие. И все же за пего голосовать не хотелось. Русские, услышав фамилию «Осокин» и зная Осокина, который сражается за Советы, подняли руки дружно. Тогда и чуваши вроде бы подняли.
Когда упомянули имя Мирского Тимука, возражающих не было. Что поделаешь — всю жизнь в работниках трудился — как есть «ботхак».
К этим выборам, можно сказать, никто не готовился. Однако такое утверждение было бы не совсем правильным. Кое-кто, оказывается, вел работу. Имя Чахруна Мишши назвал усевшийся среди русских Мирской Тимук…
У Хаяра Магара, Медведева и им подобных насчет богатых и бедных действительно своя теория: радеющий за хозяйство человек — богач, кто ленится работать, лентяй-лодырь — бедняк.
Павел Мурзабай тоже на Чахрунов смотрел примерно так, их за людей не считал. Неужели теперь его взгляд переменился? Почему он послал своего работника с наказом предложить в Совет Чахруна Мишши?