Ятросов согласился с Захаром. Однако с перевозом здания для Чулзирминской школы с русской стороны предложил повременить.
— Это можно будет уладить, когда примет решение уездный исполком. А сейчас этим только разозлим зареченских, — объяснил он.
Выйдя за Тоней, Захар был ошеломлен. Парень, которого так отчитывал старый учитель, держал девушку под руку и прогуливался с ней по широкому, как улица, коридору.
— С будущего учебного года приеду работать к вам, Захар Матвеевич. О вас мне Антонина Павловна уже все рассказала, — почтительно обратился он к Захару, — Не думайте, что я легкомысленный. Фрол Тимофеевич в шутку сердится. Я сам с ним согласен. Пусть знают городские: хоть в лаптях ходим, но не унываем и за словом в карман не полезем. Вот Антонина Павловна знает меня: мы с ней дружили, еще когда в городе учились…
— Приезжай, приезжай! — обрадовался Захар. — На будущий год нам действительно нужен будет еще один учитель. К тому времени школу выстроим.
Вечером Захар пошел на вокзал провожать Авандеева. Друзей у вагона собралось немало. В ревкоме Авандеева будет заменять Ильин, бывший ранее секретарем укома. Захар с Ильиным встретились впервые.
Ильин на прощание сказал Захару:
— Завтра же заходи в штаб, увезешь с собой несколько винтовок. И в нашем уезде кулаки начинают баламутить народ. Мы всегда должны быть во всеоружии.
…Захар Тайманов свою семью из избы Кирилэ — брата Лизук, перевез в дом дочери Ятросова. Сам Фрол Тимофеевич попросил об этом:
— Непоседливая дочка моя пошла сражаться с белыми, а дом бросила. Ведь там и конь, и корова. Живите себе! Не надо будет каждый раз выпрашивать коня у кулаков. Езди на нем, как на собственном. Хозяйка, может, и не вернется, — добавил он печально.
Лизук было обрадовалась: «Наконец-то, как люди, будем своей семьей в отдельном доме». Нет ведь, снова не пришлось пожить! Как только переехали, Захар оседлал лошадь и сказал, что ему надо в Кузьминовку. А когда возвратится — не знает. Лизук пробовала умолять его и поплакала. Наконец принялась причитать:
— Двух сыновей родила, не смогла вырастить. Уходил в солдаты — осталась беременная, без тебя дочку родила, и ее без тебя с Тарасом вдвоем, обливаясь слезами, похоронили. Если б ты был дома, может, и она живой осталась? Все — впроголодь, молока у меня не было… Люди, моложе тебя, живут дома. Кто тебя гонит?.. Почему такая жалкая судьба мне выпала?..
И сердился, и печалился Захар. Однако ничем не мог Лизук успокоить.
— Недалеко уеду, буду поблизости, — говорил он, гладя ее по волосам. — Домой смогу наведываться часто. Кузьминовка близко. Пешком за полчаса можно добежать.
Вскоре пегашка Анук Ятросовой умчала Захара по дороге в Кузьминовку.
В доме еще долго раздавались причитания мачехи. Тарас закрыл за отцом ворота и деловито направился в хлев — проверить надежность отцовского тайника, — там были спрятаны винтовки.
3
Мурзабай хорошо знал законы старой жизни. Не только знал, но и придерживался их, всегда хотел быть примером для других и дома и на людях. Но не потому, что сам был когда-то старшиной, а за другие свои добродетели считал он себя полезным для России.
О «крепком крестьянине» Мурзабай размышлял чаще, чем когда-то Белянкин… Стараясь побольше засеять земли, он раньше рассуждал так:
«Зачем мне выращивать много хлеба? Люди бывают сыты одной буханкой. И я не съедаю две: даже от одной остаются куски. Семья у меня небольшая. Мне бы хватило две-три десятины. Я забочусь о других. Такие крестьяне, как я, опора страны. Весь народ кормим. Умные люди говорят, что «Самарская губерния — житница России». Мы и есть «житница». В этом почетном деле есть и моя доля. Из нашей пшеничной муки, говорят, в Италии макароны изготовляют. Не знаю, сам я не едал. Как и другие чуваши, предпочитаю салму. Не роняем чести своего государства, стараемся поднимать урожаи…
…Теперь богатые хозяйства хиреют. Советская власть из сел постепенно вывозит зерно. Вывозить-то вывозит, но… но как она думает жить дальше? Если крепким хозяйствам ставить препоны, то кто же будет кормить страну?»
Теперь все чаще и чаще одолевали Мурзабая сомнения. Он внутренне спорил сам с собой. От этого голова шла кругом. И верно, одному рассуждать трудно, истина рождается в споре. Чтобы прийти к правильному выводу, нужен собеседник.
И тогда Мурзабай выдумал себе собеседника по имени Тагам. А этот Тагам казался ому Ятросовым, а то обертывался давно умершим братом Тимушем. Теперь вот предстал Захаром Таймановым. Тагам крепко засел в Мурзабае. И Мурзабай по-прежнему спорил сам с собой. Если бы записать мысли Мурзабая, этот внутренний спор выглядел бы так: