— Наверное, — бездумно согласилась Уксинэ.
— А ты? Ты разве не собираешься замуж?
— Нет. Замуж я не хочу, а будут родители настаивать — уйду в монастырь.
— Пусть лучше Кулинэ идет! — засмеялась Кидери. — А что остается делать перестаркам? Их женихи не вернутся с фронта. А наших забрить не успеют, войне скоро конец. Чем не жених тебе сын Хаяра Магара?
— Сама же знаешь, — Митти хитрый и злой.
— Санька — простачок и добряк.
— Простачок и хвастунишка! — состроила гримасу Уксинэ.
— Будешь привередничать — останешься старой девой! Для тебя в Чулзирме — два жениха: Митти и Санька!
Уксинэ неприятны слова Кидери. Она вдруг недобро усмехается.
— Я знаю, о ком ты сама мечтаешь.
— Ну, о ком? — краснеет Кидери и неуклюже шутит: — Я сама скажу: Элим-Челим мой жених. Вот и выйду за него замуж. И обзаведусь сразу сыновьями, снохами и внуками.
— А может быть, все-таки сказать, о ком ты мечтаешь? — настойчиво спрашивает Уксинэ.
Дверь в горницу широко распахнулась, вошел Мурзабай. Кидери проскользнула мимо хозяина. Мурзабай протянул Уксинэ письмо:
— Прочти сама: Симун тяжело ранен.
У девушки дрогнули губы.
— А невестка знает? — спросила она.
— Ты ей скажи: ранен, мол, из госпиталя надеется вернуться домой. — Мурзабай говорил с дочерью по-русски.
— Поля очень хорошая женщина. Мне ее очень жаль, — тихо сказала Уксинэ.
…Тражук жил с Тимуком в темной приземистой избе. В другой ее половине ютилась семья Симуна. Мурзабаевы жили в этом же дворе, но в высоком и просторном доме. Пищу батракам приносила Кулинэ. Других Мурзабаев Тражук почти не встречал. Однажды столкнулся он с Кидери. Девушка посмотрела на него с усмешкой:
— В одном доме теперь с ней живешь. На словах можешь объясниться. — Она расхохоталась в лицо Тражуку и убежала.
Один только раз Тражук мог заговорить с Уксинэ. Да где там! Тражук гнал скотину на водопой к колодцу на улице, Уксинэ стояла у ворот, но не сказала, как прежде, «Тражук мучи». Он прошел мимо, низко опустив голову: «Так, видно, положено не замечать батраков».
Да и хозяин теперь не балует его беседами. А с Тимуком и говорить не о чем! Совсем одичаешь! Симун не любил Тимука, называл «управляющим Мурзабая». Работники не уживались с Тимуком, уходили до срока.
Сколько Тимуку лет: сорок или пятьдесят? Тражук его много лет помнит таким же: с жидкой бороденкой, с мрачным взглядом исподлобья. Слышал Тражук: Ти-мук — родственник Угахви, жены Мурзабая. Она привезла сироту с собой из Хурнвара. Как согласился отец Павла на такое «приданое» невестки, жених не понимал. После, уже сам став хозяином, Павел Иванович хотел было отделаться от «сироты». Вдруг Угахви взбунтовалась; так двадцать пять лет и прожил хурнварский чуваш у Мурзабаев. Павел махнул рукой, да его и устраивал мрачный, но старательный работник.
Тимуку дали русское прозвище: «Мирской». Этим прозвищем наградили его чулзирминские бабы. Так назывался породистый бык, в складчину купленный деревней для стада. Почему эта кличка пристала к мурзабаевскому бобылю, о том ведали сами бабы, а вдовы и солдатки особенно.
10
Не только забота о хозяйстве заставила дальновидного Павла отказаться от бремени волостной власти. Он помнил японскую войну и пятый год. А что принесет России эта война? Не обойтись без бунта! Лучше оказаться в стороне.
Февральские события подтвердили предположения провидца из Чулзирмы. Он вовремя ушел в тень, чурался кузьминовских знакомцев и редко выезжал на базар. И вдруг, случайно выглянув из окна, он увидел у ворот своего дома Белянкина верхом на коне. «Что привело его без дороги, по весенней грязи? — быстро прикидывал Павел, идя навстречу гостю. — Хорошо, если завернул попутно, а если прискакал из Кузьминовки, только чтобы повидаться? Это — не к добру, надо начеку быть. Да как перехитрить эту лису и краснобая?»
— Самовар, яичницу, ширтан, соленья! — бросил Мурзабай жене, распростерши руки навстречу гостю.
Проведя Белянкина в горницу, Мурзабай обратился к Кулинэ:
— Позови Тражука, пусть сидит тут и ждет, он мне будет нужен.
Мать и дочь переглянулись.
— Неужели за стол батрака посадит? — буркпула Угахви вслед мужу. — Позвал бы уж лучше Тимука. Bce-. таки родня.
— Ну что ты, мама, — возразила Кулинэ. — Тимук. пичче годится только на пугало в огород. Он и по-чуваш-ски-то не умеет говорить, не то что по-русски. А Тражук говорит как по-писаному.
— Порассуждай у меня! — прикрикнула Угахви. — Иди уж, куда послали!