Радаев с тревогой поглядывал на Семена: тот только посмеивался, показывая, что оснований для беспокойства нет.
А «разведчики-учетчики», которые раньше и не снились Ягуру, проводили собрание в новом доме Семена. Их было пятнадцать парней — сухореченских и чулзирминских. Сначала они галдели на двух языках. Илюша рассказывал, как он испугал Смолякова, назвавшись Красной гвардией, но его словам русские ребята не смеялись — они были при этом сами.
Чувашские парии надрывали животы над рассказом самого молодого «гвардейца» Хведюка.
— Захожу это я во двор к Надалякке, а там — дым коромыслом. Надалякка разбросала добро с телеги по двору. «Ы-ы-ы, непутевый человек, — завывает, — не зря тебя прозвали Летчиком. И чего ты привез, шуйтан безрогий! А это еще что такое?!» — вдруг взбеленилась она еще пуще, поднимает с телеги огромное зеркало да как трахнет оземь, осколки аж до ворот долетели. А летчик как закричит: «Что ты сотворила, темная баба! Это же зеркало, трюма, значит, по-городскому. Тыщу рублей загубила!» А Надалякка вцепилась ему в волоса и ну таскать Летчика по двору да приговаривать: «Вот тебе трюма, вот тебе трюма!»
Филька смеется словам Хведюка, хотя понял только одно слово «тюрьма».
— Вот что, Тражук, — сказал Илюша, став серьезным. — Напиши-ка Румашу, что и мы организовали Красную гвардию.
— А ты не очень, про Красную-то гвардию, — одергивает его осторожный Спирька. — Что скажет твой дядя Коля? Может, опять анархистами нас назовет.
— Ему не до нас: он скоро поедет по другим селам и деревням устанавливать Советскую власть. А ты все-таки напиши Румашу. Пусть все знает, все поймет. Как ни называй нас, мы еще пригодимся большевикам и Советской власти. Ведь сам дядя Коля позвал пас сюда. Он знает, что мы против наших Фальшиных и ваших Хаяровых.
…Радаев покидал Каменку, а Смоляков уже въезжал в Кузьминовке на улицу, где жил Белянкин.
3
Вись-Ягур, поднявший было голову, притих. Добро из имения Киселевых увезли в Кузьминовку. Радаев обещал Вись-Ягура в Совет выдвинуть, а сам уехал. И Симуна Мурзабая и Шатра Микки, то есть товарища Романова, тоже выдвинуть обещал. Романова люди поддразнивают: «Фамилия-то у тебя царская!» Микки, правда, не обижается, вместе со всеми смеется. Не поймет Вись-Ягур: неужели Радаев всех обманул?
Семен тоже не мог понять, почему Радаев не возвращается. Неожиданно появился Белянкин. Семен встретился с ним у дяди.
— Не знают большевики крестьян, — рассуждал Белянкин. — Выдумали разделить деревню: бедняки, середняки, кулаки. Тебя тоже, Павел Иванович, не иначе, объявят кулаком. А какой ты кулак? Радеешь о землице да хозяйство ведешь лучше других. Это же твоя заслуга. В деревне есть хозяйственные мужики да лодыри-лежебоки. Все остальное выдумка всяких там радаевых…
Семен видел: дядя благосклонно внимает Белянкину.
— А где сейчас Радаев-то, не знаешь ли, Фаддей Панфилович? — перебил Белянкина Семен.
Эсер хотел было поставить неожиданного собеседника на место, да побоялся. Бывший старшина наотрез отказался служить обществу — племянника рекомендовал.
— Не знаю, — помедлив, ответил Белянкин. — Ума не приложу.
Собрание крестьян в Сухоречке проводил тот же Белянкин. Чулзирминцев собралось мало. И не удивительно. Вись-Ягур встал посредипе моста, отговаривал односельчан:
— Граждане товарищи! Вертайте обратно. Вот приедет Радаев, выберем свой, чулзирминский Совет!
Поведение Вись-Ягура было необъяснимо, по многие послушались, разошлись по домам. А куштанам Белянкин, видно, сам посоветовал не показываться на миру — никто из ночных грабителей на сходку не явился.
Из чулзирминцев в Совет выбрали Симуна — Семена Николаевича, — его выкрикнул сам Белянкин. И не только в сельский Совет выбрали Николаева, но и на волостной съезд.
Семен и Тражук выехали в город по санному пути. Дядя хотел довезти племянника на своем жеребце, но Семен отказался:
— Представитель крестьянской бедноты доберется на бедняцко-середняцкой лошадке.
Павел Мурзабай на шутку улыбнулся, по наказывал всерьез:
— Смотри у меня! Держись там за Белянкина. Меня не подводи. Я тебя выдвигал. Больше слушай да помалкивай. Приедешь — расскажешь.
Семен удивился, когда Белянкин вдруг выдвинул его и на губернский крестьянский съезд. За него голосовали все дружно: и бедняки и богатеи. Бедняки видели в Семене фронтовика, а богачи — помнили, что он племянник бывшего старшины. Семен сначала было заартачился, а потом согласился. Ни дядя, ни Белянкин не знают, почему он согласился… А он про себя все повторяет один адрес в городе… Не забыть бы! Записать поостерегся. Ух-мах, кого опасался? Плаги-то неграмотная, но о чем-то догадывается своим бабьим чутьем. Собирала мужа в дорогу, украдкой утирала слезы.