– Реми, – ответил Петеан и бережно ссыпал сверкающую груду в шкатулку, – тогда женам магов тоже полагалось носить черное. Но дозволялось одно украшение. Вот мы и… изгалялись. Молодые были, глупые. Она его не очень любила, тяжелое все-таки и волосы приминало.
Ванг кивнул.
– Да уж, тут с моим кольцом чего и соваться… Штурман, пойдешь со мной?
Я отказался. Я очень хотел домой. У меня лежала неоконченная работа.
– Только, пожалуйста, зайдите ко мне еще… завтра или послезавтра, – вдруг сказал Петеан, – нам надо еще многое обсудить.
Меня передернуло. Но – сам того не желая – я вдруг понял, что приду. Ведь Петеан был со мной одного поля ягода – тот, кому без его согласия насыпали в жизнь чудес и проклятий. И он же как-то с этим справлялся. И он, и его дети.
– А почему в детской столько матрасиков? – непроизвольно спросил я.
– Так я же говорил, – рассеянно ответил старичок, – что бедняжка Реми умерла родами. Их родилось двадцать шесть. Двадцать шесть. Я… я даже имен им не давал, пока не появилась Локи и не начала мне с ними помогать. Я их держал в теле Моста, спящими. Это… долгая история, мальчики. Они сейчас с Колумом, уже большие.
– Юнги Навигатора? – спросил Ванг. – Я о них слышал. Но им же… Им же лет по тринадцать.
– Так они же в Мосту не росли, – ответил старичок, – сорок с лишним лет. Теперь растут чуть быстрее обычного, конечно.
– Ох, нет, я домой, – сказал я нервно.
– Я отнесу шкатулку и вернусь сюда, – решил Ванг, потом покосился на меня, – а завтра жди. Мне что-то от тебя надо, но сам не соображу пока что.
Я пожал плечами.
– Завтра – не знаю, но я приду, – сказал я Петеану. Он понимающе кивнул.
И я ушел домой. Как был, в Петеановой мантии.
Я спал почти сутки. Просыпался, нетвердым шагом доходил до кухни, выпивал кружку ледяной воды из ведра, шел назад, ложился и еще не касался подушки, как передо мной вставало искаженное гневом лицо Вигера.
– Идите к морскому черту, – мягко говорил я, – к морскому, морскому, морскому, черту, черту, черту…
Тут я снова вставал – выпитая вода просилась наружу, за ставнями белел следующий день, Вигер оставался в прошлом. Я ведь был уверен, там и тогда, что он меня убьет. Это было что? – попытка самоубийства? Окончательная потеря страха тем, кому было нечего терять. А Вигеру было что терять? Не знаю. Все, что я мог, это держать в себе ровное, холодное безмолвие, не давая взлетающим искрам сконцентрироваться ни во что пригодное к движению. Здесь нет никакой магии. Никаких энергий. Только огромная ледяная пустота. Нечего зажечь. Нечего встряхнуть. Нечем закрутить вихрь. Я не буду тем, кем вы меня хотите сделать. Пусть вода горит в ваших ртах, пусть лодка рассыпается под вашими ногами.
Я снова отправился пить. Вигер – это не такие плохие сны, последний из трех учителей просто пытался заставить меня сделать хоть что-нибудь. Не знаю, чего добивались первые двое. Не знаю, для чего можно начинать обучение подростка магии с удушения кошки узлом воздуха. Нет, я не буду думать об этом в подробностях. Не буду. Возможно, все это затеяли затем, чтобы слушать историю, теорию и методологию магии было как можно радостнее? Не думаю, что кто-то из моих знакомых способен воспроизвести наизусть весь пакет документации, подлежащий подаче при заявке в Конклав на визирование новой манипуляции. А я могу.
Вигер тряс меня за плечи, я висел в воздухе, голова болталась.
– Идите на дно, – бормотал я между позывами рвоты, – идите на дно…
Когда я окончательно проснулся, вечерело. На кухне была только каша, которую варил брат – уже не знаю, сколько дней назад. Я ее понюхал и отставил в сторонку. Раз все равно выходить из дома, пойду-ка я к Петеану.
Я добрел до первой попавшейся харчевни, набрал еды в долг – меня тут хорошо знают, как это ни забавно звучит, – и бегом вернулся домой. Не сейчас. Надо переварить предыдущий вдох сведений обо мне. Пока самым значимым казалась легкость на месте вины перед его величеством. Я больше не огромное разочарование, не позор семьи, не неудачный первенец и даже не тот, кто отказался от учебы, хотя были предоставлены все возможности… Я продукт отцовских экспериментов, плата за кое-какие выгоды.
Наконец уже можно не стыдиться за то отвращение, которое я испытываю ко всему, что относится к королевскому дому. Я поел в темной кухне, зажег над рабочим столом белый фонарик – тот горел хорошо, успел набраться света за те дни, когда я не работал; вернулся развести еще туши, сел и стал работать.
И вот наконец можно обсудить мою работу. Я собираю как можно более полную карту Моста и окрестностей. Меня не интересуют лоции, их сбором и каталогизацией есть и кроме меня кому заняться. А вот карты сухопутных окрестностей Моста не систематизировались несколько сотен лет. Насколько мне известно, акциз на ввоз и вывоз товаров с Моста нерезидентами был введен как раз где-то полтысячелетия назад, во время предпредыдущей династии. Что, по всей видимости, радикально обогатило семьи перекупщиков и постепенно сузило поток сквозных путешественников. Соответственно, упала нужда в сквозных картах. Карты местностей за Южным и Северным мысом купить всегда было легко, а на Мосту люди предпочитали брать проводника из местных. Карта дорога. А главное, конструирование такой карты, которая была бы верной при смене направления движения, на Мосту совсем не просто. Даже если говорить о Белой башне и стоящей прямо напротив нее Принцессиной (когда-то, может быть, там действительно жила какая-нибудь принцесса; сейчас там ювелирный магазин и охраняемый склад на верхних этажах). Если обходить Белую башню, идя с юга, по внутренней стороне Моста, то башни там нет. А стоит очень небольшое зданьице, в котором торгуют тканями и бумагой.