Мысли Еди перебил Варан-хан. Войдя в камеру, он по-военному выпрямился во весь рост и доложил:
— Товарищ полковник, разрешите доложить?! Мною составлен протокол о преступных деяниях Веллатова Еди на основании показаний шести свидетелей. Прошу ознакомиться и подписать.
Варан-хан протянул папку начальнику милиции, но тот даже не взглянул на нее, отмахнулся:
— Мне нужен седьмой свидетель, Варан-хан!
Варан-хан недоуменно пожал плечами.
— Мне нужны его показания, его! — повысил голос полковник Кадыров и, указывая пальцем на Еди, а затем словно разговаривая сам с собой, добавил: — Стареешь, Кадыров, стареешь, если не сумел вызвать на откровенность этого мальчишку…
Полковник долго просидел в задумчивости, видимо решая только ему известную задачу, а потом резко встал из-за стола и четко скомандовал:
— Варан-хан! Задержанного освободить, в дальнейшем я сам займусь им…
Еди тут же освободили. Он теперь шел домой и вроде должен был радоваться своей свободе, но ему было не до веселья. Его обуревали тяжкие мысли. «Почему я не ответил Кадыр-ага?! Ведь он ко мне всей душой, а я… Вообще, почему я молчу, когда спрашивают о моем желании и хотят помочь?! Так было с братьями, и с Дилбер, и с Джахан, — и все обиделись на меня. Почему они все обижаются на меня? Откуда у них такая уверенность в том, что смогут понять и помочь мне?! Ведь не поймут… Тот же самый Кадыр-ага, откройся я перед ним, как перед отцом, наверняка закончил бы нашу беседу нравоучением: «Еди, сынок, пойми меня правильно, в молодости о многом мечтается. И на коне кататься, и на легковой машине, парить в небе, исколесить все моря… Мечтать нужно, даже необходимо, но все в мире имеет свой предел. Ты уже взрослый и должен уметь трезво смотреть на вещи. Вот ты поступил в институт, ну чем плохо, учился бы. Ну, допустим с учебой вышла промашка, работал бы в колхозе. Ведь сотни твоих сверстников трудятся там и счастливы, а ты ищешь чего-то, сам не понимая чего. Счастье в труде, трудись, а счастье само найдет тебя…»
Еди глубоко вздохнул и все больше убеждал себя в том, что никто не сможет понять его сокровенной мечты. «Да кто мне поверит, что я увел Карлавача не ради своего удовольствия, не для того, чтобы покататься на нем, а чтобы развеять его скуку. Ведь конь, как и человек, скучает, жаждет общения. Да разве поймут…»
Еди не успел развить дальше свою мысль, как звонкая пощечина ошеломила его.
Старшие сыновья Веллат-ага жили в разных домах, во дворе появились два очага, в двух казанах варился обед. Казалось, что наконец-то эти две семьи разъединились окончательно. Но не тут-то было. Крепкий узел, связывавший эти две семьи, не так-то легко было разрубить. И виною тому были дети.
Дети есть дети. Ссоры и недомолвки между взрослыми для них ровным счетом ничего не значат. И казаны с обедом для них были общими. Они не различали, да, видимо, и не хотели знать, какой казан какой семье предназначен. Понравится им обед Бибигюль — они всей компанией ели у нее, приглянулся обед Тумарли, так они так же дружно орудовали своими ложками там. Днями казан Бибигюль был вылизан до блеска, а Тумарли не знала, куда девать свой обед, в иные дни случалось и наоборот. Женщины в первое время пытались не замечать этого, Чары и Бяшим, не привыкшие трапезничать в одиночку, давились пищей, а дети, как ни в чем ни бывало, обедали гурьбой то там, то здесь.
И взрослые сдались, исчезли казаны, появился один, да такой внушительный, что еда в нем была вкусна и сладка.
В полдень у дома братьев остановился милицейский «газик», из него вышел, сверкая золотистыми погонами, полковник Кадыров. Бибигюль и Тумарли так и ахнули, увидев непрошеного гостя в милицейской форме.
— Неужели он опять что-то натворил?! — озабоченно воскликнула Бибигюль.
— Пока Еди будет у нас, милиция не забудет дорогу в наш дом, — произнесла Тумарли как можно безразличнее.
— Некоторые полагают, что работа счетовода одна из легких на всем белом свете, но я гляжу на тебя, и мне думается, что это не совсем верно, — еще издали начал полковник Кадыров шутливым тоном, видя, как Бяшим, обложив себя со всех сторон какими-то бухгалтерскими документами, щелкает на счетах.
Бяшим на самом деле был с головой занят своим делом, и, видимо, оно давалось ему нелегко, он то и дело вытирал со лба пот, хотя под густой тенью беседки было не слишком жарко.
Услышав голос полковника, Бяшим соскочил с места. В его взгляде было недоумение, но положение хозяина обязывало его соблюдать приличие, потому он постарался изобразить радушие: