- Казань. - Прочитал Славка вслух, и пошёл в здание вокзала, чтобы согреться.
Он помнил, что в Казани жила его бабушка, мамина мама, и решил её найти. "И как я сразу не додумался, сказать в приёмнике, чтобы меня отправили к бабушке в Казань. Не иначе, это мама с неба меня сюда завела" - раздумывал Славка, шагая по улицам города. Он не знал точного адреса, но помнил, как дойти до дома бабушки с вокзала. Дверь открыла незнакомая женщина.
- Мальчик, тебе кого?
- Прасковью Фёдоровну.
- А кто ты ей будешь?
- Внук. Сын Людмилы.
- Людмилы? - Женщина смотрела на Славку, и казалось, что она решает, пускать его в дом или нет. - Ладно, заходи. Меня тётей Катей зовут, ты меня, наверное, не помнишь. - Наконец, проговорила она.
Новости, которые ему рассказала тётя Катя, убили у Славки последнюю надежду. Его бабушка умерла, когда получила похоронку на сына Романа, Славкиного дядю. Тётя Катя была женой дяди Романа, и теперь она жила в бабушкином доме с двумя детьми.
- Вот, не знаю, как и быть с тобой. Места у нас хватит, а вот прокормить тебя будет нелегко. Сам понимаешь, война.
Славка ничего не ответил, он вспомнил лицо родственницы дворника дяди Тимофея, когда она говорила - "Лишний рот", и встал, чтобы уйти.
- Ты, погоди. Не по-людски это. Ты Ромин племянник, он любил твою мать, пылинки с неё сдувал, не могу я тебя отпустить. Тем более из блокадного Ленинграда выбрался. Живи, только пропитание сам добывай.
Слава попросил тётку сдать в ломбард одно из колец, и сказал, что это мамино. Он решил не говорить тётке, что у него есть ещё золото. Пока он хотел купить себе другую одежду, и узнать где ломбард.
Он нанялся помогать сапожнику на рынке. Рыжий, безногий татарин Рашид, два месяца подкармливал Славку, жалея его как ребёнка из Ленинграда. И Славка ему был благодарен, но всё равно чувствовал себя не в своей тарелке, и дома, и в маленькой мастерской Рашида. Он задумал выправить себе документы, прибавить год и уйти на фронт. Когда он поделился своими планами в Рашидом, тот ему сказал:
- Погоди. Ты ещё мальчик, от призыва не уклоняешься по малолетству, вот исполнится восемнадцать, тогда и пойдёшь. А пока побудь так, не торопи жизнь.
- Так это ещё два года ждать? Не, я не могу. - И Славка пошёл в милицию.
Когда он объяснил, зачем пришёл дежурному сержанту, тот посмотрел на него, и пробурчал:
- Хоть какие-то документы есть?
- Нет.
- А где ты отстал от поезда?
- Здесь, в Казани.
- А где жил всё это время?
Славка решил, не впутывать ни тётку, ни Рашида, и сказал, что два месяца жил, где придётся.
- Не похож ты на беспризорника, морда сытая, и одет по-домашнему. - Сказал сержант, и вызвал другого сержанта, скомандовав тому - обыскать.
"И чего я Рашида не послушал?" - думал Славка, когда на него составляли протокол, как вора карманника. Они нашли его мешочек с золотом. Когда сержант высыпал на стол четыре колечка и пять монет, вместе с ними выпал сложенный вчетверо тетрадный листок.
- Так, "Справка о смерти Кононовой Людмилы Васильевны, погибшей в разбомблённом доме..." - Сержант поднял глаза на Славку. - Не соврал, что из Ленинграда, и фамилию не соврал. Так что ж ты, сука, у людей последнее тащил?
- Я не тащил, это... - Славка споткнулся на полуслове. - Я нашел в соседской квартире. Они все уехали. Не забрал бы я, забрал бы другой.
- Врёшь, подонок. Откуда у советских граждан в городе Ленина царские деньги? Небось, по скупкам ошивался, где что плохо лежит, тянул. Или старушек у входа в эти скупки грабил? - Сержант высыпал золото Тамары Ивановны в ящик стола, и Славка больше его не видел. "Ну вот, и сказали, что украл..." - подумал Славка.
Протокол переписали, как явку с повинной, но золото из мешочка Тамары Ивановны почему-то в протоколе не упоминалось. А через неделю Славку уже везли в вагоне битком набитом такими же, как он, этапированными в Сибирь. Куда везут, никто точно не знал, даже самые блатные. Но блатных быстро высадили в Тюмени, и Славка хотя бы выспался. Блатные всю дорогу играли в карты, и орали друг на друга днём и ночью. Славка тогда не знал, что это его последняя спокойная ночь в жизни. И вот поезд пришёл в Томск, а Славка почувствовал во рту привкус крови. Когда выкрикнули его фамилию, он впервые услышал слово Чекист, и не понял, что это название посёлка. Он почему-то решил, что это какая-то школа НКВД для малолеток.
- Харьковский завод боеприпасов, эвакуированный в Томскую область. Здесь делают мины. - Сказал ему сосед по нарам, шустрый Лёнька Сапрунов. - Ты скоро забудешь своё имя. Здесь все под номерами, теперь ты зек! - Лёнька расхохотался.
- Но, ты, же своё имя не забыл. - Удивился Славка.
- Я то? А откуда ты знаешь, что это моё имя? Может, был у меня здесь дружок Лёнька, да копыта откинул, вот я его имя помню, а своё нет.
Славка не мог уснуть, потому что в бараке было холодно. Только под утро пришли взрослые зеки и затопили буржуйки, но толку от них было мало. Они стояли в разных концах барака, и когда воздух хоть немного прогрелся, уже было пора выходить на улицу на построение и утреннюю перекличку.
- Новички, шаг вперёд! - Скомандовал седовласый капитан. Он внимательно посмотрел на Славку, и выдал ему нашивки с номером, и показал куда пришить.
- А чем пришивать? - Спросил Славка.
- Иголки и нитки у старосты. - Капитан почти прошептал, и поспешно отошёл от Славки.
Славка смотрел на две полоски белой ткани, на которых чёрной тушью были аккуратно выведены цифры 3457.
- Это номер Долговязого, он загнулся недавно, поэтому тебе его номер и передали. Здесь редко новые номера выдают. - Сказал Лёнька и ушёл расхохотавшись. А Славка ничего не понял.
Вся жизнь малолетних зеков зависела от старосты барака. Славка долго разбирался в иерархии лагерных начальников и понял, что только половина начальники настоящие. Остальные, это аналоги воровских авторитетов на зоне. Староста барака малолеток был угрюмый взрослый зек по прозвищу Француз. Потому что он был картавым. Правда, взрослым его назвать можно было весьма условно, он вышел во "взрослый" барак всего год назад, но его оставили старостой у малолеток. Славка долго не знал, как его зовут, и только однажды на построении мордатый сержант выкрикнул фамилию Француза - Гоголев. А когда тот сделал шаг вперёд, сержант подошёл к нему и, заглядывая в глаза, прошипел: