Когда мы приехали, машина скорой помощи блокировала грунтовую дорогу, ведущую к дому моего отца, и я не стал дожидаться, пока такси проедет по ней, я распахнул дверцу, выбрался наружу, побежал к дому и перепрыгнул через забор.
Я пробежал мимо миссис Бевлин, которая с пепельным лицом сидела на крыльце и кричала мне что-то о «койотах», но я проигнорировал ее, протиснувшись мимо двух парамедиков в дверях и обнаружив его. Моего отца. Прямо там, на полу, где мужчина в зеленой униформе проверял его пульс, несмотря на то, что он, очевидно, был давно мертв, и я натянул футболку на нижнюю половину лица, когда запах смерти достиг моего носа.
Он лежал у подножия лестницы, его лицо исказила гримаса ужаса и боли, говорившая о мучительной кончине. Его трость сломалась под его весом, когда он явно упал с лестницы, а его рука была вывернута под углом, который подсказал мне, что она была сломана. Но это было еще не самое худшее, на половицах были следы ногтей — признаки того, что он пытался ползти, и мне стало ясно почему, когда я посмотрел на его ноги.
Они были изуродованы, изжеваны каким-то животным, и кровь, заливавшая пол вокруг него, сказала мне все, что мне нужно было знать о том, что он был жив, когда существо начало его есть. Я вспомнил его жалобу на сломанную заднюю дверь, и все встало на свои места. Койоты.
— Черт возьми, — раздался голос Роуг позади меня.
— Сэр, вы родственник? — фельдшер обеспокоенно спросил меня. — Возможно, будет лучше, если вы подождете снаружи, пока мы перенесем его.
Рука Роуг скользнула в мою, и я оглянулся, обнаружив ее там с тремя громилами за спиной. Моя семья, моя настоящая семья.
Все стало таким ясным, — этот дом вдруг перестал что-либо значить для меня. Он был хранилищем боли и насилия, но хозяин его теперь был мертв, изгнан из этого мира медленной, мучительной смертью, как он того и заслуживал. Теперь его не стало, его власть надо мной тоже исчезла, а цепи, так глубоко вплетенные в мою плоть, треснули и превратились в пепел. Он больше не был моим монстром, он был никем. Вся его горечь, ненависть, разрушительная жестокость ушли вместе с ним в смерть, и я навсегда освободился от него.
Я схватил Роуг, прижимая ее к своему телу, когда из меня вырвались рыдания, полные такого облегчения, что оно почти сломило меня. А потом я смеялся, смеялся и чертовски смеялся, потому что мир, наконец, положил конец его господству над моим разумом, над моими мыслями. Я больше не слышал его голоса, потому что его больше не было в этом мире, он исчез из моей жизни, а я остался здесь, в настоящем времени и у порога будущего, которое было слаще, чем все, что я мог себе представить.
Роуг осыпала мои щеки поцелуями, обнаружив на них слезы, о которых я даже не подозревал, и крепко обняла меня, почувствовав, что тоже плачет от облегчения. Черт, за это я полюбил ее еще сильнее.
Мои братья окружили нас, крепко зажав меня между собой, и хотя парамедики, несомненно, решили, что мы скорбим, мы знали, что происходило на самом деле. Это была радость в чистом виде, враг пал и был побежден на наших глазах. Это было новое начало, которое они все разделяли, и в тот момент я решил изгнать из своей плоти все его частицы.
— Я больше не Коэн, — поклялся я. — Я Чейз Арлекин. Если ты примешь меня обратно? — Я посмотрел на Фокса, и он кивнул, улыбаясь и прижимая мой подбородок к своей щеке.
— Ты всегда был гребаным Арлекином, Эйс, — сказал он, целуя меня в лоб. — У нас была своя банда «Арлекинов» задолго до того, как мы попали в банду моего отца.
— Верно, — сказал Рик, и его губы дрогнули. — Так что, я думаю, сейчас самое время сказать вам, что я снова Маверик Арлекин.
Фокс улыбнулся, как ребенок, а Рик пожал плечами, как ни в чем не бывало, хотя мы все знали, что это не так.
— А я — Джонни Джеймс Арлекин, — решил Джей-Джей, вздернув подбородок, когда сила нашего признания друг друга сковала нас новыми цепями, созданными из всего самого доброго в мире.
Мы посмотрели на нашу девушку, гадая, выберет ли она этот путь, захочет ли быть с нами и в этом тоже.
— Роуг Арлекин, — объявила она, ее глаза цвета морской волны были полны такого света, что мне показалось, будто я стою перед пылающим огнем. И я почувствовал свою принадлежность к ним, которую потерял слишком много лет назад.
***
— Я никогда не покупала хвост русалки и не просила кого-то из моих друзей записать, как я плаваю с ним в бухте, потому что была убеждена, что смогу сняться в шоу русалок в «Парке-Уики-Вачи-Спрингс» во Флориде, если буду достаточно практиковаться, — сказала Роуг. По правилам игры, тот, кто на самом деле это делал, должен был выпить. И тот факт, что она была такой чертовски конкретной, заставлял меня быть уверенным, что она имеет ввиду кого-то конкретного.