— О-о-о, — вздохнула Бруклин, и я широко улыбнулся ей, когда фитили догорели и фейерверки взорвались с таким грохотом, что я чуть не плюхнулся задницей в грязь.
Копы закричали, будучи атакованными, а я схватил Бруклин сзади за шею, поднимая ее на ноги. Мы вдвоем бросились бежать к деревьям, оставляя за собой хаос, как всегда.
Мы позвонили девушке моего племянника, чтобы она отвезла нас домой, где мы будем праздновать лучшим из известных нам способов — голыми и окровавленными после охоты.
Шон отошел от меня, когда я с трудом поднялась на ноги, окровавленная, в синяках и забрызганная грязью с кукурузного поля, не говоря уже о том, что моя холодная, мокрая одежда и волосы прилипли ко мне, как у какой-то утонувшей крысы.
— Все началось, когда я был мальчиком, — спокойно сказал он, даже не глядя в мою сторону, перекидывая винтовку, из которой стрелял в меня, через плечо и с важным видом направляясь в соседнюю комнату.
Я посмотрела на лестницу, пытаясь понять, где он держит мисс Мейбл, и Шон свистнул мне, как будто подзывал собаку.
— Не отставай, сладенькая, или мне, возможно, придется мотивировать тебя, — предупредил он, заставляя мои ноги следовать за ним.
Фермерский дом выглядел так, будто в нем давно никто не жил, хотя мебель все еще стояла вдоль стен. Внутри пахло затхлостью, а интерьер явно устарел: обои в стиле семидесятых местами отклеивались, а пыль покрывала буквально все.
На полу в пыли виднелась дорожка, указывающая на то, что кто-то регулярно ходил здесь. Я подумала, что Шон, должно быть, потратил немало времени на подготовку этого места.
Низкий гул генератора объяснял, почему горел свет, но ничего больше здесь, похоже, не работало.
Проходя мимо ближайшего окна, я с надеждой посмотрела на него, но оно оказалось кое-как заколочено деревянными досками. Их прибили недостаточно плотно, чтобы полностью блокировать свет, просачивающийся в темноту, но между ними не было ни одной щели, через которую мог бы пролезть человек. А количество гвоздей ясно давало понять, что выбить эти доски будет практически невозможно.
Я старалась не хромать, перенося вес на правую ногу, но жгучая боль от пули, которая задела меня, усиливалась при каждом моем движении, но я не хотела, чтобы Шон знал об этом. Я не собиралась доставлять ему удовольствие видеть, как я морщусь.
— Как я уже говорил, все началось, когда я был мальчиком. Просто невинным маленьким щенком, смотрящим на мир большими, чересчур понимающими глазами.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? — Я зашипела, следуя за ним, кровь лилась из раны на моем плече и капала на истертые половицы под моими искалеченными ногами.
— Об истоках этой моей потребности, конечно, — ответил он, оглядываясь на меня через плечо, как будто я была не в себе. — О причине твоей кончины, сладенькая. Разве ты не хочешь узнать о причине своей смерть, прежде чем она придет забрать тебя?
— Смерть — это просто смерть, Шон. Меня не волнует, если ты думаешь, что добавление пыток и боли делает ее чем-то особенным. Меня даже не волнует, если ты порежешь меня на кусочки за то, что я посмела сбежать от тебя. Ты не можешь владеть людьми, и вот к чему это на самом деле сводится: ты просто маленький мальчик, выпленувший свою соску, потому что не можешь принять то, как устроен мир. Я не являюсь и никогда не была твоей игрушкой, Шон. Я существую не потому, что ты это позволяешь. И правда в том, что ты никогда не был для меня чем-то большим, чем способом скоротать время, когда я застряла в чистилище тоски по единственным мужчинам, к которым я когда-либо по-настоящему что-то чувствовала.
— Лгунья, — рявкнул Шон, разворачиваясь ко мне и направляя винтовку прямо мне в лицо, и мое сердце дрогнуло, когда я посмотрела в ее темное дуло.
— Убийство меня не сделает тебя большим человеком, — ответила я, стоя перед ним в своем израненном состоянии и позволяя ему увидеть правду в моих глазах. Он ничего не значил для меня. Просто эпизод. Ошибка. Сожаление. — Эта твоя одержимость была всего лишь попыткой доказать, что у тебя есть власть надо мной, когда реальность такова, что это не так. Ты не можешь контролировать мой разум или мое сердце, даже если имеешь власть над моей плотью. Так что бей меня, если нужно. Режь меня, насилуй, называй меня всеми худшими словами, какие только сможешь придумать, и даже убей меня, но это ничего не изменит. Я принадлежу мальчикам-Арлекинам, всегда принадлежала и всегда буду принадлежать. И в этом есть сила, которую ты никогда не сможешь постичь, потому что тебе просто с ними не сравниться.