— Хорошо здесь, — сказал Михал.
Ксения придвинулась ближе и быстро искоса взглянула на него, словно спрашивая, словно чего-то ожидая. Он почувствовал, как пульсирует кровь и бежит по сосудам глухими толчками. Что случилось бы, если б он сейчас ее обнял? Если бы поцеловал? Что потом? Он пробовал представить себе ее и себя в этой беспокойной близкой стране, в которую введет их крушение невидимой преграды. Он ощущал только внезапное сердцебиение и страх неизвестно перед чем. Может быть, тогда все кончится? Одна мысль об этом вызывала в нем страшную тревогу. Ему казалось, что он не может даже поднять руки.
— Посмотри, какие мы смешные, — произнес он сдавленным голосом, показывая глазами на синий шар.
Они были видны там, как в уменьшительном стекле, маленькие, очень четкие, со странно вытянутыми и вздутыми лбами.
— Как два гнома, — сказала она неестественно нежно.
Он вздрогнул. На мгновение возвратилось тягостное воспоминание, связанное с альбомом. Розочки, фиалки, два соединенных сердца, ключ, брошенный в море. Это не должно остаться между ними. Но как из этого выйти? Как вывести ее на открытый, очистительный путь отчужденности?
— Я хотел написать тебе стихи, — сказал он, — но не смог. Не получилось. Я сочинял их несколько дней. В них должно было быть про улыбку. Потому что… — он умолк, чувствуя, что не сможет этого объяснить.
— Твой рисунок тоже очень красивый, — прервала она его. — Я хотела бы так рисовать.
Он промолчал. Боялся, что возражение будет принято за ложную скромность.
— А тебе понравился тот стишок, который написала мама?
— Да, — буркнул он.
— Правда, прелестный? У меня всегда наворачиваются слезы, когда я его читаю. Он такой печальный и мудрый.
Снова воцарилось длительное молчание, и опять сверкнул быстрый, вопросительный взгляд, на этот раз как бы подернутый дымкой разочарования.
Синий шар продолжал отражать их нереальные фигурки на ступенях ажурной беседки, и Михалу показалось, что его заключили в какой-то детский сон.
Скрипнула калитка.
— Это я, мои дорогие, — сказала мать Ксении. — Не обращайте внимания.
Она шла к ним, светясь приветливой улыбкой. Через плечо у нее был перекинут клетчатый плед. В другой руке она держала корзинку, из которой торчали блестящие спицы. Михал встал.
— Сидите, Михась. — Она положила руку ему на плечо и заставила принять прежнее положение. — Все-таки немного холодновато, поэтому я принесла вам плед. — Она наклонилась над ними и накрыла им ноги, так что колени их стукнулись под теплым пледом, сильно пахнущим флитом. Некоторое время ее глаза были на уровне их глаз — любопытные, изучающие, почти назойливые. Михал, смутившись, опустил веки.
— Если у вас секреты, я сейчас же уйду.
— Ну что вы, — пролепетал он. — Мы просто разговариваем.
— Если я вас стесняю, то скажите мне смело. Я не обижусь. Мы с Ксенией подруги. Правда, доченька? — Она поднялась по ступенькам, придержав плечо Михала, чтобы он не вздумал вставать. Он услышал, как она с шумом отодвигает в беседке стул. Он не мог увидеть ее в шаре, потому что она была в тени, но ее присутствие давило на плечи. Ксения низко опустила голову. Нежно прижала колено к колену Михала. Садик наполнился мучительным душным жаром. В тишине щелкали металлические спицы. Где-то далеко загудел фабричный гудок. Михал посмотрел на часы и вдруг вскочил с отчаянной решимостью.
— Уже двенадцать! Я должен возвращаться. К сожалению, я должен…
Спицы замерли в сумраке беседки. Мать Ксении наблюдала из-за красного рукава удивленными тусклыми глазами. Клубки шерсти лежали перед ней на столике, похожие на странные пушистые плоды.
— Все-таки я вас вспугнула?
— Нет, правда, я обещал дома…
— Мы можем позвонить вашим родителям. Остались бы у нас пообедать. Они наверняка разрешат.
— Мне было бы очень приятно, — растерянно бормотал он, — но я, правда, не могу. Так получилось… К тому же у нас испорчен телефон, — соврал он, осененный неожиданным вдохновением.
— Ну, что ж, если не можете… — сказала сухо мать Ксении.
Он быстро поднялся в беседку, чтобы поцеловать ей руку, спотыкаясь, сбежал со ступенек и потряс руку Ксении, избегая глядеть ей в лицо, залитое краской до корней волос.
Повернувшись в последний раз у калитки, чтобы изобразить на лице улыбку, он увидел в синем шаре свою маленькую кривляющуюся фигурку.
* * *Одну из вечеринок перед каникулами они провели у Анки. Анка была из другой компании — она училась на класс старше Моники и ее подруг. Большинство присутствовавших здесь девушек Михал знал только в лицо. Они были пышнее и самоувереннее его прежних приятельниц и относились к нему немного покровительственно. В этом была своя прелесть.