— Это не от него, — вмешивается Пацула. — Это от конвоира.
— Оставьте лучше своим детям, — говорит Михал.
Они опять смеются. Смеются над ним. Кулик наклоняется, поднимает край грязного одеяла, которым прикрыты козлы.
— Посмотрите: себя мы тоже не обидели.
Под мешком с сеном, между тряпками, поблескивает около десятка таких же плиток.
— Спасибо, — говорит Михал.
Он украдкой перекладывает шоколад из кармана Данеца в свой. Потом достает пачку «Юнака» и, пристыженный, угощает всех по очереди.
* * *Через стекло витрины ему видно, что у Лиды покупатель. Чья-то мощная фигура стоит, опершись локтями о прилавок. Вход немного ниже уровня тротуара — к нему ведут две каменные ступеньки. Это маленький невзрачный магазинчик мужской галантереи, один из тех, в которых посвященные могут приобрести самые неожиданные, уже не встречающиеся в открытой продаже товары, начиная с солонины и кончая отрезами на костюм. Колокольчик над дверью приветствует Михала стеклянным дребезжанием. Лида и мужчина, стоящий у прилавка, поворачивают головы. В движениях Лиды есть какое-то сопротивление, какая-то скованность. Видно, что она с трудом сохраняет деланное спокойствие. У нее круглое кукольное лицо с большими глазами и коротким тупым носиком. Светлые волосы вьются надо лбом тонкими колечками. Красота ее простоватая, даже немного вульгарная.
— Здравствуйте, — говорит Михал.
— Здравствуйте, — отвечает Лида. — Что вам угодно?
Покупатель у прилавка недоброжелательно рассматривает его уголком глаза. У него вид провинциала. Коричневая фетровая шляпа, непомерно длинное пальто с меховым воротником. Он выбирает галстуки. Один, с довольно странным сочетанием цветов (желто-красные полоски на зеленом фоне), он держит в своих грязных толстых пальцах. «Этот безвредный», — заключает Михал свои наблюдения. Но данная ситуация застала его врасплох. Он был уверен, что в это время Лида будет одна. Он быстро пробегает глазами по предметам под стеклом прилавка. Посредине лежат картонные коробочки с запонками.
— Покажите мне запонки, — просит он.
— Вам металлические?
Михал делает дурацкую мину, раздувает ноздри, поджимает нижнюю губу.
— А пермалутровые у вас есть? — говорит он гнусавым голосом парня из предместья.
Он внимательно смотрит в лицо Лиды. Он видит, что уголки ее губ вздрагивают, но она не улыбается, не обнажает зубы. Зубы у нее крупные, пожалуй, не гармонирующие с ее небольшим лицом, но когда она улыбается, то перестает быть куклой и в ней неожиданно обнаруживается характер.
— Вы имеете в виду перламутр, — поправляет она его серьезно.
Михал пожимает плечами.
— Хорошо. Пусть будут перламутные.
Теперь он, кажется, попал. Она быстро отвернулась, роется в ящиках.
Покупатель в длинном пальто прерывает их ворчливо:
— Ну так как, мадам? Сбавите или нет?
— Я действительно не могу, — говорит Лида сухо. — Я на галстуках почти ничего не зарабатываю. Советую вам взять, — добавляет она мягче. — Они хорошего качества.
Покупатель в раздумье пропускает галстук между пальцами. На его лице написана скупость и недоброжелательство. Наконец, бормоча, он кладет его на прилавок.
— Я подумаю, — говорит он и выходит, обдаваемый звонким дождем колокольчика.
— К чему эти шутки, Павел, — говорит Лида с укоризной.
— Я хотел тебя рассмешить.
— Ох, нет причин для смеха, — вздыхает она.
— Что случилось? Был Старик?
— Да. Скверная история.
Она украдкой бросает взгляд на дверь и наклоняется к нему, хотя они в магазине одни.
— Клос арестован.
— Когда?
— Вчера ночью.
Некоторое время они стоят молча, глядя друг на друга. Но Михал не видит Лиды. Он видит худощавую фигуру на кривых ногах, белесого блондина с длинным носом и светлыми, слегка косящими глазами, лицо без возраста, хитрое и унылое, как будто постоянно мучимое плохими предчувствиями.
Девушка мягко касается его плеча.
— Выпил бы чаю, Павлик? У меня натуральный.
Михал смотрит на часы. Он смело может подарить себе десять минут.
Они идут за перегородку в глубине магазина. Здесь очень тесно. Под стеной громоздятся коробки с товаром. Лида включает электрическую плитку на маленьком столике, ставит на нее горшочек с водой. Они садятся. Она на единственный стул, он — на низкую табуретку.
— Ты уже кого-нибудь предупредила? — спрашивает он.
— Нет. Кроме тебя, еще никто не приходил.
— Прежде всего Роман, — размышляет он вслух. — Рыжий… — поправляется он, раздражаясь. Лучше бы не подчеркивать своей ошибки.