Папа мной гордился…
Только что бы он сказал сейчас, увидев меня за решеткой камеры?
А впрочем, отец ни за что на свете не поверил бы злым наветам и оговорам. Он-то знал, на что я способна, и точно встал бы на мою защиту.
Тогда, почти восемь лет назад, еще в первые дни после ареста и бесчисленных допросов, я почти все время плакала, вспоминая папу и жалея свою незавидную судьбу. Но женщина, сидевшая со мной в одной камере день за днем, учила меня быть сильной и никогда не сдаваться. Она сидела уже не в первый раз и говорила, что и в тюрьме люди живут. И нормально живут…
Я ей верила, расспрашивая обо всем на свете, и так мы коротали дни и ночи.
Потихоньку я стала успокаиваться, мирясь со своей долей и заранее предполагая самое худшее, все же не до конца в него веря. Надеялась на какое-то чудо, но не слишком сильно. Поэтому, когда прозвучал приговор я была к нему почти готова. Почти…
Можно ли быть готовым к несправедливости? Ведь все равно подспудно ждёшь, что вот сейчас тебя оправдают, извинятся и отпустят, поняв, как они были неправы. Но чуда не случилось, и я поехала отбывать наказание далеко-далеко от родного города.
Помню, как лил дождь, когда меня выводили из здания суда. И, как бы банально и пафосно не звучало, но я искренне верила, что это родители оплакивают меня. Живую, но убитую…
В бараке на пятьдесят с лишним коек никто не встречал меня как что-то невиданное. Ну, привезли новеньких, меня и еще двух женщин, и привезли. Никто не угрожал, не проверял на характер. Может, потому что статья моя была не столь интересная. А может, никому не было и дела.
Место мне досталось рядом с койкой Тамары. Она сразу же познакомилась, для галочки спросила, за что сижу, хотя наверняка давно знала, и вела себя очень дружелюбно. Вскоре я уже знала, за какие грехи сама Тома попала за решетку.
***
Есть три категории женщин. Первые — это те, которые терпят. Вторые — которые не терпят. И третьи — те, которые никогда не допускают того, чтобы приходилось выбирать — терпеть или нет.
Вот к этой последней категории и причисляла сама себя Тома. Правда, понимала она это слишком радикально. В моем мире женщина, которая любит себя, и близко не подпустит мужчину, способного ее обижать, потому что если открыть пошире глаза, то это всегда видно сразу. Почти сразу… В ее понимании это женщина, которая избавляется от того, кто ее обижает раз и навсегда.
Муж Тамары был старше её на двенадцать лет, и, когда ей только-только исполнилось восемнадцать, задурил девчонке голову, и уже спустя три месяца после знакомства молодые сыграли свадьбу, несмотря на протесты матери невесты.
Первые пять лет жили хорошо, еще пять более-менее сносно, а в последние пару лет все больше молча выносили друг друга. Жили небедно, Володя во всем старался угодить красавице Тамаре, пока его не сократили с престижной работы. Вначале он был уверен в себе, но отказы в приеме на работу раз за разом выбивали мужчину из колеи, порождая комплексы и страхи. Он все больше злился на всех и вся, но молчал.
Ревность все больше заполняла душу, и все труднее было ему справляться со страстями, кипевшими в самом сердце, но он по-прежнему молчал.
Он молчал, когда видел довольную Тамару, приходившую, по его мнению, слишком поздно с работы. Молчал, когда кто-то звонил ей на сотовый и когда она уходила к соседке на чай. Молчал, когда покупала обновки и красилась перед работой.
Слишком долго он молчал, копя в себе обиды, подозрения и агрессию. Слишком глубоко переживал охватившее его отчаяние. Когда-нибудь оно должно было выплеснуться наружу и в конце концов это произошло.
Однажды Владимир встретил институтского друга. Тот был на дорогой машине, свою же Володя продал, чтобы было на что жить.
Друг этот предложил встретиться, поговорить. Обещал что-нибудь придумать с работой. Володе не нужна была абы какая должность, он претендовал на то же место, где и работал раньше. Директором, ну хотя бы замом.
Это он и хотел обсудить с Алексеем, пригласив того в гости. Хотелось блеснуть перед товарищем, показав, что он отлично живет и все у них есть, потратил оставшиеся с продажи машины деньги на стол, чтобы тот ломился от угощений.
Алексей пришел с цветами, встретила его Тамара, и тогда-то Владимир прозрел. Его жена готова отдаться прямо у порога этому прощелыге. Володя почувствовал, как внутри что-то взорвалось, перед глазами появилась разноцветная рябь, а в мозгу что-то беспрестанно щелкало и заунывно тренькало. Все это он рассказал Тамаре уже после, а пока…
В ярости он бросился на кухню, схватил нож и с криком «Убью, сволочь!» бросился на Тому. Каким уж образом той удалось выбить нож из его рук, одному Богу известно, но друг Алексей в панике сбежал с поля боя, даже не успев разуться, а Тома принялась собирать вещи.