Но, впрочем, подруга права. Жизнь одна, ей хочется любви, а в любви третьи всегда лишние.
***
Я была выходная, ведь моталась в поисках комнаты, потом заехала в торговый центр поглазеть на красивые витрины. Когда вернулась, в дверях стоял разъяренная Тамара.
— Так вот почему ты Толю оговаривала. Сама, значит, перед ним хвостом крутишь, а мне поёшь... Дрянь ты, Женька. Я к тебе со всей душой...
— Том, ты чего? — я даже попятилась от обрушившихся, словно помои, обвинений.
— Заткнись! Толя мне все рассказал. Оказывается, пока меня не было, ты вовсю тут перед ним... только в знак прошлой дружбы я тебя не буду трогать. Собирай манатки и проваливай.
— Тамара!
Но она молча отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
Я, еще не до конца понимая, что только что произошло, медленно прошла в комнату, покидала свой нехитрый скарб в чемодан и полезла за заначкой, что хранила под матрасом. Но денег там не оказалось. Тут же в голове сложилась картина... Анатолий наверняка украл эти деньги, и, чтобы я не успела его обвинить, рассказал Томе невероятные вещи.
Слез не было. Была какая-то пустота в душе, а больше ничего.
Перед выходом все же заглянула к ней в спальню.
— Том, не злись. Но я все же скажу перед тем, как уйти. У меня там деньги были... заначка. Для Поли... В общем, ты будь поосторожнее с ним.
— Ты что ж, хочешь сказать, что это Толя их?
— Я не знаю, извини.
— Пошла вон. Пока я тебе не вмазала.
—Том...
— Я. Сказала. Пошла. Вон.
На столе оставила ключи, окинула прощальным взглядом квартиру и вышла за дверь.
***
Холодно. Внизу отражаются черные воды Невы. Я стою так уже, наверное, час, может, больше. Часы я с собой не брала, все равно для меня время не имеет больше никакого значения. Да и жалко портить подарок отца на шестнадцатилетие.
Питерский ветер пробирает до костей. Всего лишь август, но холод уже собачий. Нужно торопиться, скоро развод мостов, а я все никак не решусь.
— Плохо, да? — Хриплый голос застает врасплох.
Делаю вид, что не слышу, и продолжаю стоять, все так же держась за парапет и вглядываясь вниз. Что я там пытаюсь увидеть? Какие ответы найти?
— Да вижу, что плохо... — продолжает настырный незнакомец.
Хочется послать его куда подальше, но я по-прежнему молчу. Не хочу завязывать разговор. Не до того...
— Я часто прохожу мимо и вижу таких, как ты, которые думают, что ничего изменить нельзя.
— Проходишь, ну и иди себе, — все-таки срываюсь, отвечаю резко и грубо, чтобы у него отпало всякое желание продолжать этот бессмысленный разговор.
Он молчит какое-то время, но шагов я не слышу. Значит, так и стоит, ждет. Чего ждёт-то?
— И что, неужели и правда нет никакого выхода?
«Да пошёл ты!»
— Ты все равно это не сделаешь...
Тут я не выдерживаю и резко оборачиваюсь. В свете тусклого фонаря вижу старика, опирающегося на трость. Это тот самый тип из бара, кажется, Андрон. Что он тут делает в такое время?
Смотрит чуть лукаво, без всякой жалости и сочувствия. Будто смеется надо мной. Или проверяет.
— А не боишься?! — вдруг с ноткой озорства спрашиваю деда.
— Чего? — изумленно отвечает он.
— Ну ты меня будто на слабо берешь. А я сейчас решусь, ты виноват будешь. Не боишься? Уверен, что я не сделаю этого?
Старик качает головой, с полуулыбкой глядя прямо мне в глаза.
— Уверен. У тебя подбородок слишком волевой.
— Серьезно? — надо сказать, дед на некоторое время отвлекает меня от тяжких раздумий, и я в самом деле дотрагиваюсь до своего лица.
— Нет, конечно... Просто ты так стоишь уже больше часа. А все, кто стоят тут так долго, уходят домой... Уж поверь моему опыту.
— Крутой у тебя опыт, — вздыхаю, — я поняла, ты пытаешься меня заговорить...
По мостовой раздаётся стук трости, дед направляется ко мне.
— Но ведь получается? — Он улыбается, а я, задумавшись, киваю.
— Выходит, что да...
Андрон подходит совсем близко, и мне на какое-то мгновение становится немного страшно. Только вот чего можно бояться, если еще час назад мне не нужна была эта жизнь с ее проблемами? Того, что меня сейчас пришьют и сбросят в Неву? Так не я ли этого желала?
— Тебе есть куда идти? — Вдруг он оказывается так близко, что у меня сердце уходит в пятки. Так зловеще выглядит одинокий старик с тростью на мосту.
Неуверенно киваю, но дед качает головой.
— Врешь.
— Даже если и вру, тебе-то какое дело? Чего ты ко мне привязался?