— Три минуты — это вечность, Мотылёк. Только ты это пока еще не поняла.
Нагнулся ко мне и вдруг провел пальцами по моей щеке.
Я вздрогнула, попятилась, будто было куда, учитывая, что уже успела пристегнуть ремень безопасности, и тихо прошептала:
— Не надо...
И тут же почувствовала вкус такого манящего и сладкого поцелуя.
Три минуты, конечно, может и вечность, но лучше бы вечность длилась чуть дольше...
2
С той самой ночи мы с Германом стали любовниками. Вряд ли я могла бы всерьез сказать, что любила его. Просто в тех обстоятельствах иначе быть просто не могло. Адреналин, страх, общая победа и месяцы, проведенные за тренировками в одном зале и доме, не могли закончиться иначе. И конечно же мне нужен был рядом хоть кто-нибудь кроме деда Андрона, которого я видела все реже и реже.
Думаю, что у него были примерно те же мотивы и, обобщая, могла бы с уверенностью утверждать, что мы просто немного друг другу помогали не оставаться совсем уж одинокими в этом призрачном и жестоком мире.
Самое смешное, что та наша вылазка была всего лишь проверкой. Так сказать, на «вшивость». Сама ситуация была подстроена, и «заказ» оказался всего лишь экзаменом. Который мы, кстати говоря, успешно прошли. Были мелкие недочёты, позже куратор (а он у нас был) Паша Паштет подробно разъяснил их все по пунктам.
Моя новая работа, если можно ее так назвать, приносила отчасти удовлетворение, отчасти некую уверенность в собственных силах и понимание того, что хоть где-то я да пригодилась. Если в мире обычных людей я осталась не удел, презираемая обществом и собственным братом, то здесь я по крайней мере была своя. Вписалась, стало быть.
Я день изо дня тренировалась в специально оборудованном зале, растила мускулатуру и выносливость. Наравне с мужчинами дралась в рукопашном бою до крови и бегала кроссы до потери сознания и судорог в мышцах, прыгала с парашютом и ночевала в лесу, укрываясь ветками и палой листвой. Меня учили языкам и основам психологии, оказанию первой помощи и всему, чему вообще можно научить. По крайней мере мне так казалось. Было ощущение, что из меня делают робота, готового всегда и ко всему.
И день изо дня я не хотела просыпаться, потому что просто не могла подняться я с кровати от жуткой боли во всем теле и вряд ли бы преувеличила, сравнивая свое состояние после тренировок с телом, распластанным катком.
Я познакомилась со многими видами оружия, но больше всего моя душа прикипела к кастету, который можно было незаметно носить, где угодно и который в то же время служил отличным оружием. Стреляла я так себе, мне всегда не хватало выдержки и всякий раз я промахивалась, если мишень двигалась.
— Да, Мотылёк, снайпером тебе точно не быть, — усмехался Паштет, с первого раза поражая любую цель.
Паштет был лыс, болтлив и обманчиво мил в разговоре. И только лишь во взгляде я отчётливо читала его постоянную настороженность и готовность в любой момент свернуть шею. Любому. И даже мне.
Самые классные уроки я получала на занятиях по контролю. Вел их очень необычный дядька лет восьмидесяти с абсолютно выцветшими, будто палая листва, глазами. Звали его Иван Иванычем и всякий раз я тщетно пыталась угадать, настоящее ли это имя, или придуманное в целях конспирации.
По воскресеньям Иван Иваныч ждал меня в своей уютной квартире-центре «Путь наверх» и для всех окружающих считался известным в городе экстрасенсом-целителем.
— Анна, закройте дверь и глаза... — именно так всегда начинался наш сеанс то ли психотерапии, то ли обучающего курса. И именно так меня теперь звали.
Я послушно присаживалась возле круглого стола и клала руки на стеклянную поверхность.
— Прислушайтесь, где-то там вдалеке, вон за той высокой, покрытой снежной шапкой горой, еле слышно журчит ручей. Слышите?
В первый раз я с усмешкой покрутила головой, но Иван Иваныч вновь и вновь заставлял меня прислушиваться. И не отставал даже когда я с честным лицом кивала, что все вижу и слышу. Он видел вранье насквозь. В тот первый раз я ушла от него спустя три часа очень злая и разочарованная, и уверенная, что Иваныч обычный шарлатан и я зря теряю время. И во второй раз тоже.
Но каково же было мое удивление, когда спустя пару недель я все-таки услышала тот ручей. Он журчал так тихо, что я тогда подумала «неудивительно, что я не услышала его раньше».
С этого все и началось...
С тех пор я ждала эти сеансы с большим нетерпением, все время ожидая новых эмоций и знаний. Иван Иваныч учил меня терпению, спокойствию, мудрости, и абсолютной уверенности в том, что я слышу, вижу и говорю.
И если я уверена в том, что говорю, то окружающие ни за что не смогут определить, что я лгу. Это было главное.