Я, корчась от «боли», кивнула и со слезами на глазах попросила не трогать Юрочку.
— Да ну что вы, никто вашего Юрочке и пальцем не тронет. Разберемся и отпустим. Наверняка какие-то недоброжелатели решили вам отомстить. Мы их найдем и покараем. Вы только главное резких движений не делайте. Хорошо?
Последние слова прозвучали очень двусмысленно и я понятливо и слегка испуганно кивнула.
— Ох... — согнулась я пополам, и парень поспешил скрыться в комнате.
Через минуту всех как ветром сдуло вместо с Германом- Юрой и я наконец осталась одна.
Недоброжелатели говоришь? Ну-ну...
Времени у меня было мало. Германа расколют, нужно только время. Даже если сейчас его отпустят, то позже, порывшись в его биографии, менты по-любому увидят несостыковки. А там и до меня доберутся. На самом деле мне повезло, что этот парень случайно приложил меня об стену. Иначе сидеть бы мне сейчас в отделе, проклиная все и вся на свете.
Я быстро оделась, закинула на плечо сумку и покинула квартиру. Без сожаления, страха и горечи.
Номер Деда сам всплыл в памяти. Трубку сняли лишь с пятого гудка.
— Андрон?
Полсекунды мне хватило, чтобы понять, что что-то не так.
Я уже сбрасывала вызов, краем уха услышав «Это кто?».
Дед Пихто, блин! Вытащила симку из телефона, выкинула ее в ближайшую урну. Значит и к Деду пришли.
Машину брать не рискнула, поймала попутное такси и назвала адрес автовокзала. Доеду до ближайшего города на автобусе, а там уже пересяду на поезд.
Вторая сим-карта все еще была на связи и я, недолго думая, с минуты на минуту ожидая свой автобус, не выдержала.
Набрала уже выученный наизусть номер.
Богдан какое-то время видимо раздумывал, стоит ли брать трубку. Наконец молча принял звонок.
— Зачем? — только и смогла спросить его я, на что получила такой же исчерпывающий ответ:
— За надом. Не думала же ты, что я буду молча ждать, когда твои дружки сольют меня?
Я молчала, понимая, что по-своему он прав.
— Ты где кстати?
«В Караганде» так и хотелось ответить мне. Но я просто молча сбросила звонок и в этот момент как раз подъехал старенький, убитый долгими поездками пазик.
Ну что, Женя, выходит снова в путь?..
4
Ничего хорошего от новой жизни я не ждала.
«Ни любви, ни тоски, ни жалости» вспомнились известные слова.
Не умеешь ты, Женька, любить, нечего и начинать.
А как же Полина?
А что Полина? Ты ее даже не воспитывала. Не целовала покрытую пушком головку, не считала пальчики, не качала на руках, пока она заходилась в крике от голода в тюремном приюте.
И целовала! И считала! Не качала только что... и то только потому, что не жила с ней в одной камере, а приходила всего на каких-то час-полтора в день. Больше было нельзя.
Ее забрали не сразу. Спустя полгода, как только пропало молоко приехали брат с женой и битый час убеждали меня отдать Полину им. Конечно, не сразу, но я согласилась, ведь я любила дочку и жизнь в тюрьме не было пределом моих мечтаний для собственной дочери. Я согласилась и уже вскоре Полину увезли, как оказалось навсегда. Хотя брат обещал, что я смогу ее забрать, как только освобожусь. Как только захочу. Как только...
Она уехала. А что я? А я осталась.
Все обещания брата так и остались обещаниями и вскоре Полина полностью пропала из моей жизни. На письма брат отвечал вначале сухо, потом редко, а после и вовсе перестал. Именно тогда я и поняла, что потеряла дочку. Но надежда все же теплилась и теплится до сих пор. Только есть ли в ней хоть какой-нибудь смысл?
Господи! Как бездарно, как страшно прошла жизнь. Что я видела? Предателей, убийц, воров? У меня нет ни оного друга, ни одного человека, который мог бы прийти мне на помощь. У меня нет семьи, нет дома...у меня нет ничего, что могло бы держать человека на свете. И тем не менее я здесь. Живу как-то, так себе, конечно, но уж как умею. Говорят, что человеку Бог дает ровно столько испытаний, сколько он может выдержать. Интересно, когда закончится мой предел прочности?..
А ведь у меня был друг — Дед. Но я предпочла спасать собственную шкуру!
На это возразить самой себе было нечего, и я тихо заплакала в ворот ветровки. Там, на заднем сидении старого автобуса, я была как никогда одинока, хоть и находилась в окружении десятков людей.
За окном проносились уходящие ввысь ели, все еще зеленые на фоне рано пожелтевших сосен и берез. Проплывали темные облака, кое-где накрапывал мелкий осенний дождь.