Я вновь огляделась и не нашла ничего лучше, чем с головой залезть под оделяло. Только это не помогло, и я очень кстати вспомнила про одно проверенное средство. Средство это стояло в холодильнике и вовсю ждало своего часа. Запотевшая бутылка полусухого никак не хотела открываться, будто даже оно говорило мне: «Не пей, Женя, козленочкой станешь!».
Дальнейшее вспомнилось смутно и спустя, кажется, пару-тройку дней. Я не знаю как ноги принесли меня туда, куда принесли. Точнее привез поезд, куда меня каким-то чудом пустили в таком-то состоянии. Видимо на тот момент я еще сохраняла человеческий вид.
Помню, как по приезде на вокзале какая-то неприятная женщина втирала дочке, что будет, если она пойдет по кривой дорожке и тыкала в меня своим безобразным толстым пальцем с длинными когтями. Помню даже, что показал им средний палец и расхохоталась перед оторопевшими лицами.
Тамаркин дом я ни за что бы не перепутала ни с каким другим даже будучи без сознания. В окнах тепло горел желтым свет, и я, нисколечко не сомневаясь в правильности своего решения, вступила в темный подъезд.
Смеркалось...
Наш зашифрованный стук в дверь я тоже не забыла. Тома открыла не сразу. Я чувствовала, что она замерла перед дверью, и мое сердце тоже замерло в томительном и тяжёлом ожидании. Наконец створка открылась и какое-то время ничего не происходило, а потом... темный силуэт тенью скользнул из прихожей и заключил меня в объятия. Такие крепкие, что могут ненароком задушить.
Томка все силилась что-то сказать, но вместо слов выходили одни всхлипы и хрипы, перемежающиеся обильными рыданиями. Я тоже ревела и говорить даже не пыталась, зная, что никакими словами нельзя передать эту боль и отчаяние. И никакими словами не передать наступившее вдруг облегчение и радость. И сердце больше не замирало, а неслось в ускоренном темпе, будто бежало свой собственный марафон, готовое вот-вот разорваться от чувств и эмоций, нахлынувших так внезапно и остро.
— Женька, Женя, Женечка... — только и могла говорить Тамара сквозь слезы и все обнимала меня крепко-крепко и трясла, и теребила, словно куклу. И все всматривалась в мое лицо, будто проверяя, точно ли это я тут стою и не привиделась ли ей я.
Наконец я смогла слегка высвободиться из объятий и несмело улыбнулась. Прошептала:
— Привет...
Тома схватила меня за руки и буквально затащила в квартиру и сразу же нахлынули все запахи этих стен, что когда-то стали мне домом.
— Женька... это ты... — выдохнула Тома, перестав наконец трясти меня как грушу и просто смотрела, и смотрела на мое лицо и улыбалась, улыбалась...
— Тома...
8
— И вот ты тут... — закончила свой рассказ Тамара спустя два часа.
Мы сидели у нее на кухне и заканчивали уже вторую бутылку крепленого вина, орошая слезами стол и друг друга.
Рассказ Томы меня, конечно, впечатлил не сильно, но количество выпитого должно было как-то выходить. Почему бы и не слезами?
То ли бывшая, то ли теперь уже нынешняя подруга рассказала, как весь день и всю ночь проревела после моего ухода. Что ее нет-нет, да все же терзало чувство вины и сомнения. Через неделю она сомнения свои решила проверить, оставив на видном месте деньги, которые исчезли неведомым способом. Потом так же тихо «ушло» колечко, ну а на цепочке она уже поймала с поличным своего благоверного, которого в гневе чуть не прибила по уже знакомому сценарию.
Через пару часов Анатолий уже божился, что злостно меня оклеветал и только одному Богу известно, как она его не убила.
— Ну прости меня, Женек... прости, Бога ради. Бес попутал.
Я, конечно, кивала, что, мол, прощаю и все такое...но...
Где гарантии, что подобное не повторится вновь? А нет никаких гарантий.
— Ты живи у меня теперь всегда. Вот те крест, ни ноги никакой падлы здесь не будет.
Я вновь кивала, но прекрасно понимала, что это все эмоции. Завтра Тамара приведет нового мужика, и я вновь окажусь третьей лишней. А то и соперницей. А впрочем, временное жилище мне все же не помешает. Надеюсь, что Тамара сможет прожить без своих кавалеров хотя бы неделю.
— Я тебя так искала. Полгорода облазила, самое худшее думала. Я даже в ментовку хотела сунуться...
— И чего не сунулась? — усмехнулась я, стоя к Томе спиной.
— А...
Она вздохнула.
— Понимать должна, кого они бы посадили за твое исчезновение. Так что тихо дома тебя и оплакивала. Думала уж и правда все, того...
— А может я домой уехала?