За все то время, которое Виви пробыла в доме, я совсем не видела ее – она до раннего утра что-то обсуждала с Клайвом. Проваливаясь в сон, я краем уха услышала, как Виви спорит о чем-то, – но не с отцом, а с доктором Мойзе. Они стояли в холле, перед дверью: доктор Мойзе, которого наконец-то освободили от его обязанностей, собирался уходить. Думаю, все дело было в некоторой бесчувственности с его стороны, но я услышала, как он произносит нечто наподобие: «Вивьен, это поняла бы даже твоя мама». И тогда Виви окончательно сорвалась с катушек – я никогда не слышала, чтобы она вопила так громко, а потому сильно испугалась.
– Не смейте являться сюда и говорить мне, чего бы хотела моя мать! Да, никогда! – кричала Виви.
Когда я проснулась, сестры уже не было. В следующий раз ее нога ступила на порог дома лишь вчера днем.
Тем же утром, в субботу, Клайв принялся в точности воплощать свой замысел в жизнь. К вечеру, всего лишь через сутки после несчастного случая с Мод, поместье наших родителей стало нашим – вместе со всем имуществом и огромными долгами.
Следующие три дня я от рассвета до заката драила дом и запирала помещения, которые, по моему представлению, мне были не нужны. Я несколько раз звонила Виви, но поговорить с ней мне так и не удалось. Каждый раз я просила Артура передать ей, что я очень хочу ее видеть, но Артур неизменно отвечал, что Виви убита случившимся и не приедет. Во вторник Виви все же позвонила мне и сказала, что навещала Клайва в Анкоридже, но в Балбарроу-корт она не собирается.
Утром среды я села в машину и отъехала от дома. Поднявшись по склону холма, возвышавшегося над Балбарроу, я по окруженным высокими изгородями сельским дорогам двинулась в сторону Крюкерне. Поставив машину, я прошлась до замощенной центральной площади, посереди которой стояли здание муниципалитета и огромная бронзовая статуя человека, который открыл первую в городке бумажную фабрику. Надпись на постаменте гласила, что в середине девятнадцатого века Титус Соррелл положил начало эпохе процветания в Крюкерне. Я договорилась встретиться с Клайвом в этом месте – на скамье рядом с пивной «У Джорджа». Сразу после того как я устроилась на скамье, на другой ее конец присел какой-то старичок. Я взглянула на башенные часы – была ровно половина двенадцатого. Титус спокойно рассматривал свои владения, а за право занять место на его плечах сражались несколько голубей, уже успевших осквернить его статую.
Клайв пришел в одиннадцать тридцать три. Он сел рядом со мной; некоторое время мы молча смотрели на Титуса и голубей. Наконец Клайв произнес:
– Я считаю, что если бы ты смогла найти способ замерять радиоактивность других видов, это стало бы значительным прогрессом в вопросе изучения путей миграции. Джинни, эта область практически не исследовалась. Возможно, энтомологическому обществу понравится это направление.
Я промолчала. В эту минуту мне не было никакого дела до того, что может понравиться энтомологическому обществу, и меня удивило, что Клайв может думать о таких мелочах.
– Ага! – энергично произнес пожилой мужчина на другом конце лавки, и у меня мелькнула мысль, что я, возможно, встряла в чужой разговор. Мы с мужчиной обменялись улыбками. Наверное, он говорил сам с собой – ему так никто и не ответил. Я перевела взгляд на Клайва, который с отсутствующим видом смотрел на брусчатку и статую. Мне показалось, что он постарел, – в полном смысле слова стал стариком. Да и вообще, теперь это был совсем другой человек. Похоже, смерть Мод сломила его волю, лишила его желания жить и всего, что составляло его характер, – рядом со мной сидела лишь бледная тень того Клайва, которого я знала.
– Что сказала Вивьен? – спросил он спустя некоторое время.
– Я ее не видела. Она не хочет приезжать в дом.
Повисло молчание.
– Ты же скажешь ей, что я ее люблю? – наконец произнес Клайв.
И хотя на первый взгляд в этой фразе не было ничего необычного, я почувствовала в его голосе нечто окончательное и бесповоротное, и на сердце у меня стало тяжело.
Из пивной вывалились двое мужчин, они громко кричали друг на друга. Это испугало голубей, которые от греха подальше перелетели на крышу башни муниципалитета. Когда мужчины ушли, самые храбрые из голубей вернулись на голову Титуса.
– Я беременна, – призналась я.
Это было правдой, но я сообщила об этом Клайву не потому, что считала это необходимым, а потому, что мне хотелось сказать ему что-то радостное или просто шокировать его. Словом, добиться от него хоть какой-то реакции. Но он лишь сказал:
– Очень хорошо.
– Поздравляю! – отозвался старик с другого конца скамьи.
– Благодарю, – ответила я им обоим.
После короткого молчания старик спросил:
– Вы едите конские бобы?
Я не знала, обращается он ко мне, к Клайву, к голубям, на которых мы смотрели, или даже к какому-то воображаемому собеседнику, а потому никак не могла решить, отвечать ему или нет. В конце концов я решила промолчать, – Вам следует есть конские бобы, – не допускающим возражения голосом продолжал старик. – Иначе у вас будут спазмы.
– Спасибо, – сказала я, осознав, что его предыдущие слова были таки адресованы мне, а также что он, похоже, не в своем уме.
– Ежедневно, – сказал он.
– Ежедневно, – повторила я.
– Тогда вам можно не бояться спазмов. Спазмы никому не нужны, – добавил старик.
Молчание.
Старик оперся о свою трость, давая понять, что он сказал все, что хотел.
Клайв посмотрел на часы.
– Все будет хорошо, – сказал он.
Я опять подумала, что эти слова могут быть адресованы как мне, так и нашему соседу.
– Ну что ж, мне пора. Через десять минут у меня кружок по аппликации.
Он поднялся и пошел прочь.
Вернувшись домой, я увидела Артура – он ждал меня на кухне. Скажу честно, я была рада его видеть. Он крепко обнял меня и на некоторое время застыл так, ничего не говоря. После смерти Мод меня так никто и не обнимал.
– Я тревожился, что ты тут совсем одна, – сказал он, отпустив меня.
– Я в порядке. Как Виви?
– Не очень хорошо, я бы сказал. Она говорит, что никогда не вернется сюда.
– О боже… – вздохнула я, ощущая, как на мои плечи тяжким грузом ложится боль за всю мою семью. Мне захотелось как-нибудь вернуть их, обнять так, как меня обнял Артур…
– Мне кажется, она думает, что… этого можно было избежать, – произнес Артур.
Я представила себе холодные крутые ступеньки подвальной лестницы и темноту, царящую там. Подумала о том, что две двери – в подвал и на кухню – расположены совсем рядом, словно близнецы, что они очень похожи внешне и даже ручки у них одинаковые. Но за одной из этих дверей скрывались смертоносные каменные ступеньки. Мне пришло в голову, что, видимо, только я одна знала, до какого состояния напивалась Мод и как легко всего этого можно было избежать, если бы она не была пьяной.
– Она не хочет даже говорить со мной об этом. Я лишь знаю, что она часто ссорилась с Мод.
Виви ссорилась с Мод? Должно быть, они говорили по телефону – сама Виви не приезжала в Балбарроу-корт уже несколько месяцев.
– Ты что, не знала? – спросил он таким тоном, словно я не могла этого не знать.
– Нет. А из-за чего это было?
Артур ответил не сразу.
– Думаю, она беспокоилась из-за всего, – туманно произнес он. – Ты же знаешь, что Виви всегда из-за всего переживает?
Я спросила себя, что за «все» он имеет в виду.
В этот миг зазвонил телефон.
– Алло? – ответила я.
В трубке молчали, и я сразу поняла, кто это.